Обнять необъятное. Избранные произведения. Козьма Прутков
молодости ушли безвозвратно, каждый из них становился на собственную дорогу, у каждого резче обозначился характер, у каждого были свои либо творческие, либо иные планы. И они возвращались к Козьме Пруткову эпизодически, шлифуя и дополняя его судьбу, делая и его характер более определенным.
Козьма Прутков продолжал жить, и в его творчестве теперь отражалась эпоха в стократ более сложная, чем та, которая его породила. Крымская война была вехой, миновав которую Россия более полувека потом вынашивала революцию, подспудно бурля, выплескивая на поверхность либералов, демократов, нигилистов, террористов, народных заступников…
Впервые был опубликован «Мой портрет» с припиской, намекающей, что это подпись к литографированному портрету Козьмы Пруткова, «который будет издан вскоре при полном собрании моих сочинений». Мысль о таком издании не оставляла ни Жемчужниковых, ни А. К. Толстого, который никак не ожидал, что в «Свистке» произведения Пруткова прозвучат весьма радикально и будут пущены в демократический обиход. Впрочем, в списках это стихотворение и многие другие стали достоянием читателей много раньше.
Целый каскад шуток и мистификаций излился на читателя при публикации «оперетты в трех картинах, выдержек из творений» отца Козьмы Пруткова «Черепослов, сиречь Френолог». Замысел этого произведения восходит к 1854 году, когда Владимир Жемчужников служил в Тобольске и познакомился там с Петром Павловичем Ершовым, который в девятнадцать лет прославился своей сказкой «Конек-горбунок», а в сорок был забыт, прикован к службе в гимназии провинциального города. Этот человек, о котором Пушкин сказал, что он «владеет русским стихом точно своим крепостным мужиком», теперь пробавлялся пьесами для гимназической самодеятельности. В Петербург он писал однажды: «Еще приятель мой Ч-жов готовит тогда же водевильчик: «Черепослов», где Галлю (основателю френологии. – Д. Ж.) пречудесная шишка будет поставлена. А куплетцы в нем – что ну, да на, и в Питере послушать захочется». Полагают, что Ч-жов – это ссыльный декабрист моряк Чижов.
Ершову приписывают экспромты-эпиграммы на местных деятелей, и среди них на городского архитектора:
В постройках изощрясь градской архитектуры,
Наш зодчий захотел девицам строить соurы,
Но верен все-таки остался наш Протей
Строительной профессии своей:
Во всех делах его видны – одни фигуры.
В 1859 году в «Искре» за подписью «Б. Ф.» появилось четверостишие «Опрометчивость», включенное потом в «Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова» как « Эпиграмма № II»:
Раз архитектор с птичницей спознался.
И что ж? – в их детище смешались две натуры:
Сын архитектора, он строить покушался;
Потомок птичницы, он строил только – куры.
Может быть, Владимир Жемчужников или кто-то другой из «друзей» воспользовались «прежней шалостью» Ершова для своей эпиграммы.
Впоследствии Владимир