«Вселить в них дух воинственный»: дискурсивно-педагогический анализ воинских уставов. Сергей Зверев
с соперником. А значит, максимум, на что можно рассчитывать – это на выработку у бойца простейших навыков ударов и отбивов. Зато весьма затруднительно, когда обучающий мало чем отличается от болвана (чучела), добиться завлекательности, собственной охоты и удовольствия от учения. Равно как и рассчитывать развить в солдате сметливость, не сталкивая его в поединке с мыслящим и всеми силами стремящимся победить противником.
Свидетельством осознания роли огня, является любопытная, хоть и несколько затратная методика обучения стрельбе, помещенная в этом же документе. Учиться стрелять необходимо было непременно на местности и не иначе как по видимому противнику, «чтобы солдат наглядно усвоил себе представление о неприятеле и привык с первых же учений направлять выстрелы не впустую… а также для ясного сознания необходимости постоянно соразмерять высоту прицела с расстоянием до цели» [119, с. 60–61]. Для воссоздания реальной картины боя стрельба по наступающим, число которых должно было минимум вдвое превосходить обучающихся, велась холостыми. Чтобы успевать контролировать каждого обучающегося, рекомендовалось привлекать для обучения не более отделения зараз, что, конечно, ограничивало практическую ценность методики.
Двойственное впечатление производит «Устав о строевой кавалерийской службе» (1884). С одной стороны, кавалериста требовалось готовить, не увлекаясь манежной ездой, отдавая предпочтение выработке умения смело ездить на лошади и владеть оружием. Атака, в соответствии с истинно кавалерийским духом, описывалась как «движение, предпринимаемое кавалерией, для достижения неприятеля с целью нанести ему поражение напором своих коней и действием холодным оружием» и предписывалось: «При обучении кавалерии главное внимание и все усилия кавалерийских начальников должны быть обращены на доведение частей до возможной степени совершенства в производстве атаки» [158, с. 89].
С другой стороны, инструкция к части четвертой устава на том заумном основании, что в боевом столкновении как победившая, так и потерпевшая неудачу кавалерия пребывает в расстройстве, отличающемся только по длительности этого состояния, требовала «распределять свои силы более в глубину, чем по фронту, в несколько линий резервов» [74, с. 64]. Как видим, устав не проводил никакого различия между разгромленной и победоносной кавалерией, которое надо было бы проводить по духу войск, а не по их способности вновь образовать стройные ряды. Опасное заблуждение, в котором кроется характерное для печальной памяти николаевского времени внимание к внешнему, но не внутреннему. Эшелонирование сил как ненужная предусмотрительность, отдающая мерами осторожности, как представляется, только мешала полностью использовать кавалерию в одном сокрушительном ударе, коль скоро уж на него решились.
И в дальнейшем мы постоянно сталкиваемся на страницах устава с противоречащими друг другу положениями. То лихо утверждается, что «в бою против пехоты как от действий кавалерии,