Ничего странного. Наталья Макеева
отсутствие маркировок добро/зло в тексте (её, кстати, нет и в жизни), лучше просто забыть об этой книге.
То пространство, в котором мы действительно свободны, от нашего бинарного нередко очень агрессивного мышления – это сон. Там может быть страх при виде непонятного уму существа, готового погубить спящего, но размышлять о том, какое оно плохое и почему, наблюдатель во сне не решается, он даже не станет его укорять и убеждать в том, что его не существует. Н. Макеева обращается к мотиву сна непрестанно, а специфический язык её произведений, разрушая наше стереотипное мышление, приближает к восприятию сна как большей реальности, чем та, с которой мы постоянно сталкиваемся поутру. Слово Н. Макеевой освобождает от плоти «сгущённых сновидений», от затвердевшего слова-идола и позволяет проникнуть в пространство снов, в «то место, откуда мы приходим».
Евгений Головин отмечал тотальную доминацию земли в наши времена и как следствия этого механистичность и закономерность человеческой жизни, из которой нас может вырвать только эксцесс, шок. Всякого рода эксцесс характерен для прозы Н. Макеевой, но это не главное. Главное – её владение словом. «Мы созданы из вещества того же, что наши сны» – эта строка из пьесы У. Шекспира «Буря» говорит о совершенно ином восприятии реальности, из которого убрано рациональное и причинно-следственные связи. Миры писательницы сотворены из вещества снов, слова же приходят из ниоткуда.
Именно поэтому, выйдя на улицу купить булку хлеба или в очередной раз опорожнив мусорное ведро после прочтения какого-нибудь безумного рассказа или эссе Н. Макеевой, мир можно не узнать: вам покажется, что солнечный луч за спиной угрюмой женщины за прилавком потягивается от усталости, булка хлеба тепло и с дрожью задышит в ваших руках, а в глазах продавщицы почудятся царства с реками из молока снов и мёда фантазии.
Но, скорее всего, вам привидится чёрт знает что…
Сияние мира и концепция творчества
Название прошлого сборника Н. Макеевой «Сияющий бес» выражало неэксплицированную концепцию творчества, объединяющую, пожалуй, все её произведения. В своей статье «Филология и православное богословие о силе творческого слова писательница находит для словесного искусства, раскрывающего богоподобие человека, положительный контекст. В обращении авангардной писательницы с довольно странным названием книги и творчеством к православной традиции может показаться жестом противоречивым, но в этом можно и должно обнаружить и веское обоснование.
Православной традиции известны случаи, когда подвижникам под видом ангелов света являлись бесы, чтобы их прельстить. Некоторым из христиан, как, например, преподобному Исаакию, затворнику Печерскому, которому явился целый легион сияющих существ, случалось жестоко падать. Однако позже подвижник удостоился власти над данными существами и даже приобрёл венец святости. Не будет, пожалуй, грехом против истины утверждать, что случившееся с ним падение было наставлением