Людоедка. Николай Гейнце
храбростью. Это было зимой. Положив почти бесчувственную Дарью Николаевну в пошевни, и помог сесть в них Фимке, он вскочил на облучек, крикнув кучеру: «пошел!»
Лошади помчались.
– Куда везти-то? – обернулся он к сидевшим женщинам, после того, как они проехали берег Яузы и свернули в один из переулков.
Фима, оправившаяся от страха, сказала адрес.
– На Сивцев Вражек! – приказал он кучеру и тот ударил вожжами по лошади.
Красивое, сытное животное, казалось, не бежало, а летело. От этой, дух захватывающей езды, Дарья Николаевна очнулась.
– Где мы? Куда мы? Где Антон? – спросила она, открывая глаза.
– Барин вот нас домой везет, а Антон там стоит, не до него было… Слава Те, Господи, что живы выскочили…
– Барин! Какой барин? Что ты путаешь?.. – придя уже совершенно в себя, спросила молодая девушка.
– Какой барин, мне неведомо… Спросить можно.
– Барин, а барин? – окликнула Фима Салтыкова. – Вы кто будете, барышня любопытствует?
– Ротмистр гвардии Глеб Алексеевич Салтыков, – обернулся он к сидевшим в пошевнях.
При лунном свете, отражавшемся на белой пелене дороги и на покрытых, словно белою скатертью крышах домов, Дарья Николаевна разглядела красивую, статную фигуру везшего их барина и у нее вырвался невольный возглас:
– Ишь, он какой!
– Какой есть! – ответил Салтыков. – Как позволишь тебя, боярышня, по имени и отчеству величать?
– Дарьей Николаевной меня звать, Ивановой кличут…
– Как себя чувствуешь?..
– Да ничего себе, очухалась, саданул меня один подлец здорово… Уж не ты ли это?
– Борони меня, Господи!
– Чего страховаться! Садануть-таки нашу сестру бывает на пользу, чтобы знала место, чертова дочь, против десятерых не совалася…
– Это ты, боярышня, правильно так сказала, воли вашей сестре нашему брату давать не приходится: только за дело, да вовремя, а так зря дубасить тоже не годится, притупится, чувствовать побои не будет, страх к ним потеряет…
– Ты, я вижу, парень умный, коли такие речи ведешь, – заметила Дарья Николаевна. – А догадался ты, что бабы мы?
– Нет, я принял вас за молодых парней… Думал изобьют молокососов, насмерть исколошматят, роду они, видимо, не простого, вот я и вступился…
– Это Фимка-то не простого роду… – захохотала Дашутка.
– Да ведь для парня-то в ней нежность есть, ну, так на барчука и смахивает… – заметил Салтыков.
– Для парня-то оно пожалуй… – согласилась Дарья Николаевна.
Лошади в то время катили уже по Сивцеву Вражку.
– Где тут ваша усадьба-то! – обратился с вопросом к сидевшим в пошевнях Салтыков.
– А вот здесь, налево… – сказала Фимка, указывая на красненький домик.
– Стой!
Лошади остановились. Обе девушки выскочили из пошевней, и Дарья Николаевна, казалось, не чувствовала ничего после только что данной ей встрепки.
– Ну,