Аракчеев. Николай Гейнце
а потому его не ожидали.
XI
Признание
В то самое время, когда между стариками Хомутовыми шла выше описанная беседа, другие сцены, отчасти, впрочем, имеющие связь с разговором в кабинете, происходили в спальне Талечки.
Спальня эта была довольно большой комнатой, помещавшейся в глубине дома, невдалеке от спальни отца и матери, с двумя окнами, выходившими в сад, завешанными белыми шторами. Сальная свеча, стоявшая на комоде, полуосвещала ее, оставляя темными углы. Обставлена она была массивною мебелью в белоснежных чехлах, такая же белоснежная кровать стояла у одной из стен, небольшой письменный стол и этажерка с книгами и разными безделушками – подарками баловника-отца, довершали ее убранство.
Талечка и Катя Бахметьева находились в одном из неосвещенных углов этой комнаты в странно необычной позе: Талечка сидела на стуле, склонившись над своей подругой, стоявшей на коленях, прятавшей свое лицо в коленях Талечки, и горько, беззвучно рыдавшей.
– Катя, Катечка… что с тобой? – недоумевающе удивленным тоном, тоже со слезами в голосе, говорила последняя.
Та продолжала неудержимое всхлипывать.
«И с чего это с ней так вдруг? – пронеслось в голове Натальи Федоровны. – Ходили мы с ней обнявшись по комнате, о том, о сем разговаривали, заговорили о Николае Павловиче, сказала я, что он, по-моему, умный человек, и вдруг… схватила она меня что есть силы за плечи, усадила на стул, упала предо мною на колени и ни с того, ни с сего зарыдала…»
– Катя, Катечка, что ты, что с тобой? – повторяла она, еще ниже наклоняясь к рыдавшей подруге. – Да скажи же хоть слово…
– Ты… тоже… любишь его… – всхлипывая прошептала Катя.
– Любишь… тоже… кого? – удивилась Талечка.
– Любишь… Я вижу, что любишь… и он тебя… а я, я несчастная… конечно, ты лучше меня, но за что же мне-то… погибать?
Наталья Федоровна не понимала ничего из этого бессвязного бреда плачущей подруги.
– Кого я люблю?.. Кто он? Да скажи толком… Ничего не понимаю! – с отчаянием в голосе почти крикнула Талечка.
– Не понимаешь… притворщица… не ожидала я от тебя этого…
В голосе Кати прозвучала неподдельная нотка сердечной горечи.
– Клянусь тебе, что я нимало не притворялась, говоря тебе, что ничего не понимаю и о ком ты речь ведешь, не могу догадаться.
– Да о ком же… как не о нем… о Николае… Павловиче… – с видимым усилием проговорила Екатерина Петровна.
– О Николае… Павловиче… – с расстановкой проговорила Талечка.
– Да, о нем, – вдруг подняла голову Катя и еще полными слез глазами в упор посмотрела на нее. – Ведь… ты… тоже… любишь его… – добавила она глухим голосом.
Наталья Федоровна продолжала удивленно смотреть на нее.
– Я… я… не знаю…
– Чего же тут не знать, любишь или не любишь…
– Я не знаю, я не понимаю, как любишь ты… Садись и расскажи мне.
Наталья Федоровна подняла свою подругу и