Коронованный рыцарь. Николай Гейнце
и сосредоточенный на одной мысли, что сталось с Похвисневым, Виктор Павлович стал было сперва в тупик от последнего вопроса и лишь после некоторого размышления вспомнил, что его дядя по матери, Иван Сергеевич Дмитревский, недавно писал ему в Москву и что даже у него есть к нему дело.
В письме он уведомлял его, что вернулся из заграницы и просил, в случае приезда в Петербург, остановится у него. «Иначе ты обидишь и меня, и Петровича», – говорил он в письме.
Петрович был слуга – друг Дмитревского, знавший Виктора Павловича с мальства.
Напрягши свою память, Оленин вспомнил новый адрес Ивана Сергеевича, сказал его чиновнику и приказал ямщику ехать на Большую Морскую. Мы видели, что он не застал дома дяди и по смущенному лицу Петровича догадались, что и над его барином, хотя последний был в отставке, стряслась беда, быть может не хуже, чем над Похвисневым.
По моргающим глазам слуги, из которых готовы были брызнуть слезы, Виктор Павлович увидал, что дело может быть очень серьезно, и хотя старался утешить Петровича, но чувствовал, что на него самого нападает тревожное волнение.
Последнее стало усиливаться, когда наступил уже вечер, а Иван Сергеевич домой не возвращался.
Виктор Павлович, в угоду Петровичу, сел за накрытый в два прибора стол, но почти не дотрагивался до подаваемых кушаний.
– Я, Виктор Павлович, схожу, может где стороной разузнаю, – дрожащим от волнения голосом, в котором слышались решительные ноты, заявил Петрович, подавая в кабинет свечи… – Ведь не иголка их высокородие, пропасть не могут…
– Куда же ты пойдешь?..
– Да уже похожу, разузнаю…
– Что же, на самом деле, надо узнать, что случилось…
– Да уж так в неизвестности еще хуже, – с плачем в голосе сказал Петрович, и рукой смахнул с глаза навернувшуюся на ресницу предательскую слезу.
Виктор Павлович остался один и начал читать найденную им в спальне дяди книгу, но вскоре бросил. Он ничего не понимал из читаемого, печатные строки прыгали перед его глазами, их застилал какой-то туман. Оленин встал и стал нервными шагами ходить по кабинету. Время тянулось бесконечно долго. Наконец, дверь кабинета отворилась и на ее пороге появился весь бледный, растерянный Петрович.
– Ну, что узнал? – бросился к нему Виктор Павлович, волнения которого дошли уже до последней крайности.
– Узнал! – упавшим голосом, чуть слышно прошептал Петрович.
Оленин скорее догадался об ответе по движению его побелевших губ, чем услыхал.
– Что же ты узнал?..
– Они-с у Николая Петровича. У Архарова-с, у генерал-губернатора…
– Что же он там делает?
– Ничего-с… сидят…
– Ты его видел?
– Никак нет-с… Не допустили…
– Как не допустили?.. Но почему же он не едет домой?
– Он не может, как бы арестован…
– Вот что… – протянул Виктор Павлович.
– Да-с, уж беда такая, такая беда… что хуже нет… – развел руками Петрович и слезы градом брызнули