Преступление отца Амаро. Жозе Мария Эса де Кейрош
громко расхохотался.
– Уходите от меня подальше. Вы – безобразник, – закричала старая ханжа в бешенстве.
– Но что же делает Святая? – спросил отец Амаро, желая восстановить мир и тишину.
– Все, что хотите, падре, – ответила дона Жоакина Гансозо. – Она знает молитвы против всех бед и призывает, милость Божию на того, кто обращается к ней за помощью. А когда она причащается, то приподнимается на постели и сидит, почти не прислонявшись к подушкам, и так закатывает глаза к небу, что даже страшно становится.
– Мой приветь почтенному собранию, – раздался в этовремя голос у двери; и в комнату вошел необычайно высокий, бледный господин с изможденным, больным лицом и почти беззубым ртом. В его тусклых впалых глазах отражалась идиотическая сантиментальность. В руках он держал гитару.
– Ну, как вы себя чувствуете сегодня? – спросили у него все.
– Плохо, – ответил он с грустью. – Все грудь болит и кашель…
– Вам бы на Мадеру надо поехать. Это единственное средство, – решила дона Жоакина Гансозо авторитетным тоном.
Он засмеялся.
– На Мадеру. Это недурно. Какая блестящая мысль! Бедный чиновник, получающий триста шестьдесят[2] рейс в день при жене и четырех детях, должен поехать на Мадеру.
– А как поживает Жоаннита?
– Ничего, спасибо, она здорова. – И, повернувшись к сеньоре Жоаннере, он хлопнул ее по колену.
– А как поживает наша мать-настоятельница?
Все засмеялись. Дона Жоакина Гансозо шепнула Амаро, – что этот молодой человек Артур Косеро – большой шутник и прелестно поет.
Руса подала чай.
– Пожалуйте, пожалуйте к столу, господа, – попросила сеньора Жоаннера, разливая чай.
Старухи сели пить чай, сливая его на блюдечки и потягивая маленькими глоточками. К чаю подали бутерброды. Все аккуратно разложили за коленях платки, чтобы не закапать платье.
– Не угодно ли вам печенья, падре? – предложила Амелия, подавая Амаро тарелочку со сластями. – Оно очень свежее.
– Спасибо.
– Возьмите вот эту штучку. Она с небесным кремом…..
– Ах, если с небесным, то надо взять, – сказал Амаро, весело смеясь, взял печенье кончиками пальцев и взглянул на нее.
Сеньор Артур обыкновенно услаждал общество пением после чая. Как только Руса унесла поднос, Амелия села за рояль и быстро пробежала пальцами по желтым клавишам.
– Спойте что-нибудь чувствительное, – попросила дона Жоакина Гансозо.
– Да, да, это лучше всего, – присоединились к ней остальные.
Артур прочистил горло, сплюнул и, придав лицу печальное выражение, запел, тоскливым голосом. Песня называлась Прощание; в ней говорилось о том, как двое влюбленных расстаются навсегда, в лесу, в тихий осенний вечер.
Отец Амаро стоял у окна с папиросою и смотрел на Амелию. Её тонкий, правильный профиль ярко освещался стоявшею на рояле свечею, грудь нежно вздымалась. Священник следил взглядом за её длинными ресницами, которые
360 рейс около 70 коп.