Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1. Игорь Соловьев
что, как оказалось, зрело внутри, до последнего не оформляясь в слова. И я понимал, что не остановлюсь. Я знал, что сделал всем им больно, и, кажется, такого болезненного, мучительного удовольствия я никогда больше не испытывал.
Потом я просто снял дешевую квартиру на пару летних месяцев, сам зарегистрировался в Университете и прошел экзамены, а потом заселился в общежитие. Я сам избегал Элли всеми силами, хотя ничего не хотел сильнее, чем увидеть ее, поговорить, обнять… Но я измучился стыдом и обидой, не мог подойти – она нашла меня сама. Не кричала, не злилась, что удивило – просто просила объяснений. Я спокойно объяснил, как все было, что именно меня задело, и честно признался, что понятия не имею, что на меня нашло и привело в такое бешенство. Она, кажется, даже поняла меня. Я отказался возвращаться к дяде (демон удовлетворенно заурчал), решив, что поздно что-то исправлять, но с Элли отношения восстановил. Вот только той близости, что была раньше, уже не стало. Она была среди своих, я – среди своих, и барьер между нами стал вполне видимым и четким. И все же ничего не было лучше тех нечастых минут, когда мы допоздна сидели, откровенничали, когда она слушала мои философские потуги и спорила – или соглашалась. Эти моменты будут меня греть и дальше. Теперь у меня будет только прошлое.
Но я знаю: будущее для меня решено – скорее всего, я буду один, ведь я, как ни крути, жирный урод. Что ж, пускай – хотя бы есть шанс стать профессионалом своего дела. Для чего, ради чего – уже другой вопрос, но если сейчас думать еще и об этом, вообще жить расхочется.
***
Гранд-Холл был главной аудиторией Университета – здесь Грандмейстер читал лекции первокурсникам, здесь же происходили торжественные церемонии, встречи самых почетных гостей – и публичные дебаты. В своем самоуничижении, в упоении жалостью к себе я практически перестал видеть, что происходит вокруг – а между тем зал успел заполниться людьми, и вот вошли собственно спорщики, судьи и председатель. Последним был, конечно же, Грандмейстер. Спорили Януш Томашевский и, неожиданно, профессор Томас Беркли, тихий англичанин, чудак и философ, преподававший логику, полемику, общенаучный метод и философию. Собственно, Беркли не был в полном смысле преподавателем Университета, как другие – его курсы были факультативными, и появлялся он только когда набиралось достаточное число студентов – хотя бы десяток. Тогда он звал их в свой уютнейший кабинет, который, по правде, больше бы подходил старушке, чем старичку, и вел беседу неспешно – однако я по себе знал, что переспорить старого ритора практически невозможно. Предыстория же нынешнего противостояния, если верить слухам, проста – все началось с оброненного кем-то высказывания, и не прошло десяти минут, как была назначена философская дуэль.
Итак, Грандмейстер расположился за Высокой Трибуной, треугольником к нему стояли еще две трибуны, пониже, за которыми расположились