Петр Первый. Владимир Буров
начнем?
– Будем репетировать подпись. Ты умеешь как я подписываться?
– Нет.
– Ну, ничего, научишься, зато я уже умею, как ты.
– Покажи.
– Вот смотри рубль, на нем чья подпись?
Петр вгляделся.
– Не моя, – ответил он.
– Чья же еще тогда? – удивился Александр.
– Ромодановского.
– Больше никаких Ром – Рюриков.
– Это кто сказал?
– Дак, ты и сказал.
Петр опять потер лоб.
– Как бы нам не запутаться, – сказал он.
– Вер-р-на! – рявкнул Александр. – Поэтому мы и будем всегда – по крайней мере очень часто – находиться в разных местах. Подпиши свое согласие.
– Что это? – удивился Петр.
– Кровь.
– Чья?
– Моя.
Петр добавил своей, и они выпили эту смесь, разбавив ее для обеззараживая самогоном.
– Вкусно? – спросил Алекс.
– Очень вкусно, – ответил Петр.
– Ты говоришь, как чукча, отведав загнанного оленя.
– Я чукча?
– Да.
– Да я тя сейчас вот этой саблей зарублю, как поросенка.
– Давай, – и Ал тоже вынул шпагу, – я уже умею фехтовать.
– Как кто?
– Как черный крылатый дракон кесаря – хересаря Федьки Ромы.
– Ты хочешь иметь такой же герб? – спросил Петр, и тут же сам ответил: – Это невозможно.
– Почему?
– И знаешь почему? Такой же нельзя, лучше не придумаешь, а хуже нет смысла.
– Хорошо, я подумаю, ибо мой герб – это твой герб.
– Черный дракон на красном поле?
– Какое поле – это не важно, лишь бы он умел летать.
– Верно замечено, главное, чтобы был с крыльями.
– И с двумя головами.
– Разумеется. А с другой стороны: что это значит?
– Все будут думать, что ты там, а я-то, как только нам известно, буду здесь.
– Вот если бы кто умел писать здесь, поэты какие-нибудь, они бы может и могли поверить, что такие вещи возможны в нашем лесу, а нам это недоступно.
Петр спросил, есть ли еще какие-нибудь новости.
– В этом мире? – ответил Алекс.
– Что-с? Впрочем, да, есть одна или две.
– Что это значит, одна или две? Новостей может или одна, или две. Неужели бывает так, как ты поведал?
Вот сам посуди, проповедали про Федьку Шакала, что де он не может разобраться, где секс, а где уже насилие.
– Серьезно?
– Да, в кабаке рассказывал сам, что трахал свою Матрену – очередную девку со скотного двора, и визжала она от радости, прямо на месте.
– Не отходя от подоконника?
– Ты знаешь?
– Просто слышал, что Федька Шак любил трахать всех сзади и особливо, чтобы руками и головой они лежали на подоконнике.
– Да? Я вот так, в прямом эфире, этого никогда не слышал. Значит, правду говорят, что он видит их когда трахает не в богато убранной даже простынями постели с балда-хином,