Убойный снег. Виталий Лозович
план на завтра? – спросила Элизабет.
Сашка только сейчас понял, что не замечает ее лёгкого, скользящего акцента. Похоже, к выговору по мере общения с человеком, привыкаешь так же, как к походке, и такая деталь в разговоре даже становится какой-то неотъемлемой индивидуальной особенностью.
– План один – добраться до озера Халембой. Там должно быть зимовье.
– Зимовье?
– Избушка… дом.
– Дом, – Элизабет хотела обрадоваться. – Там есть связь?
Сашка тяжело вздохнул.
– Хорошо, если там хоть печка целая.
– Было бы неплохо, если бы там были рыбаки, – донеслось от дяди Миши.
На том разговор и закончился. Американцы, как по команде, опустили головы, очевидно рассуждая, отчего в России на охотничьих и рыбачьих заимках рушатся печки?…
За стенами иглу, над тундрой, лежала полная ночь. От горизонта до горизонта распростёрлось чёрное небо с неяркими переливающимися точками звёзд, а над самой южной стороной, набрав высоту, сияла луна, заливая вокруг себя светом чуть ли не половину небосвода. Снег уходил под всей этой красотой в необозримую даль тундровой ночи. Там он чернел, сливаясь с небом, незримо и неразличимо чёрное уходило в чёрное, земля соединялась с космосом и, казалось, низкие звезды своими лучами касаются ее краёв. Тишина стояла необыкновенная.
Время шло медленно. Слабый огонь едва успевал согревать иглу. Раз от разу дядя Миша, кряхтя, поднимался с очередного отлёжанного бока, добавляя в плошку горючее, и, так же кряхтя, заваливался обратно. Элизабет долго сопротивлялась усталости, но, в конце концов, свернулась калачиком на своем меховом коврике, поджав ноги к самому подбородку. Макс уткнулся в сложенные руки на коленях, а Фрэнк откинулся на снежную стену и единственный, кто спал, потому как сопел столь громко, протяжно и старательно, что колыхалось пламя огня. Сашка не сомкнул глаз ни на секунду. Он знал, что не сможет сейчас уснуть, он вообще мог не спать по трое – четверо суток, совершенно не теряя при этом энергии, пока какая-либо экстремальная ситуация не разрешалась благополучным исходом. Потом он, конечно, уснёт, уснёт где угодно: на снегу, на полу, в холоде, в жаре… Организм выдохнется, и он отключится. Он обычный человек без спецподготовки. Он знал свои возможности и потому не должен был израсходовать их до того времени, когда условия для людей станут безопасными. В тундре для него это был закон номер один. Героизма при этом Сашка не испытывал.
Часа за два до рассвета проснулись все – и кто спал, и кто безуспешно пытался это сделать или просто убедить себя в том, что спал. Проснулись от холода. Сидеть, а то и лежать на снегу, пусть даже под вами овечий тулуп, все одно – зябко. Скованный, недвижимый человек замерзает очень быстро. Маленький огонёк, плясавший всю ночь посреди иглу и заботливо поддерживаемый дядей Мишей, был единственным островком тепла и возможности продержаться столь долго в утомительной полярной ночи.
Элизабет села на колени, посмотрела на Сашку и передёрнула плечами:
– Холод собачий. А вы, Сашья, совсем не спали?
Он помотал головой.
– И