Дети декабря. Платон Беседин
и без них колоритных, сюрреалистических персонажей на Евромайдане хватает. Лягается девушка в костюме лошади. Бродит смерть в маске из «Крика» с надписью на косе: «Янукович, я за тобой!». Вещает у «свободного микрофона» косматый провидец, а его уже отталкивает поэт, жгущий гражданской лирикой.
Так нищие и юродивые сбредаются к храмам, ища пропитания и утешения. Впрочем, кормят на Евромайдане лучше, чем в прихрамовых богадельнях. Мне довелось питаться в одной из них, когда я приехал в Киев и на вокзале, ища кошелёк, чтобы расплатиться за гамбургер, обнаружил, что стал жертвой либо воровства, либо собственной рассеянности. Денег оставалось сорок пять гривен, полученных от проводника как сдача за чай и оставленных в кармане. Рассчитаться с «Макдоналдсом» я смог, но на что жить оставшиеся две недели – не представлял.
Ночевать, правда, было где: знакомая мамы пустила меня в свежеотремонтированную квартиру, где помимо газовой плиты, кровати, двух сковородок, подсолнечного масла, тряпки, спичек, куска хозяйственного мыла и пинцета ничего не обнаружилось.
Просить денег у родителей я стыдился. Киевских знакомых у меня, кроме Игоря, не было, а он по контракту уехал в Чехию, и я, рискуя остаться без средств на телефоне, набрал его, но он, сбросив, перезвонил сам, «всё равно компания платит». Всегда раздражавшая привычка теперь оказалась кстати.
– Да, Вад.
– Привет, слушай, такое дело…
– Не сомневаюсь, – хмыкнул Игорь, – иначе бы ты не звонил.
– Может, мне просто захотелось спросить, как там музей Кафки.
– Я не был. И вряд ли буду. Ты знаешь.
– Зря…
– Слушай, не так дёшево тебе перезванивать…
– Ну, компания ж платит, – усмехнулся я.
– О’кей, тогда…
– Подожди, подожди! В общем, есть дело, да. – Я откусил гамбургер. Лист салата оказался вялым, безвкусным, а котлета чересчур жирной, не дающей забыть, каким дерьмом набиваешь желудок. – Я в Киеве. И меня, по ходу, ограбили.
– Ух, – выдохнул Игорь, – совсем без денег?
– Сорок пять гривен. И у родителей просить не хочу.
– Понимаю. – Пауза. – Но меня нет, а ключик под дверью я не держу…
– Мне есть где жить.
– А, с хавкой проблемы? Дай прикину. – Большая пауза. – Одно время я питался в Михайловском соборе, это на «Кловской». Там, где Октябрьская больница. А деньги займи у Азизы. Скажешь, что от меня. Сейчас эсэмэской пришлю её номер.
Азиза – вся фруктовая: с вишнёвыми губками и попкой-персиком – не говорила ни по-русски, ни по-украински, английский же, которым мы насиловали друг друга, у каждого был свой. Она улыбалась, а я характерным жестом стеснительно намекал на деньги и повторял: «Игорь, Игорь». Улыбка её становилась шире, но денег Азиза так и не дала.
В тот же день я отправился к Михайловскому собору. По бокам широких, массивных ступенек, которые преодолевал страждущий или благодарящий, чтобы поставить свечу или приложиться лбом к ледяному камню с горы Афон, цвели красные и жёлтые розы; их вязкий,