Дневник провинциала в Петербурге. Михаил Салтыков-Щедрин
и я помещу его в передовом нумере одной газеты, которая имеет на днях появиться в свет…
– Mesdemoiselles! voulez-vous bien venir ecouter ce que va lire le prince![63] обратилась княгиня в другую комнату.
Смех и шум прекратились; молодежь высыпала в гостиную.
– Надо вам объяснить, messieurs, что мы, то есть люди консервативной партии, давно чувствовали потребность в печатном органе. У нас была одно время газета, но, отчасти по недостатку энергии, отчасти вследствие некоторой шаткости понятий, она должна была прекратить свое плодотворное существование. Теперь мы решились издавать новую газету под юмористическим названием «Шалопай, ежедневное консервативно-либеральное прибежище для молодцов, не знающих, куда приклонить голову». Мы выбрали это название, потому что оно совершенно в русском, немножко насмешливом тоне… N'est-ce pas, messieurs![64]
– Из-за одного заглавия, ваше сиятельство, сколько будет пренумерантов! вот увидите! – вставил свое слово господин, который хвастался запиской о тлетворном направлении современной русской литературы.
– Итак, messieurs, приступим.
Как мы относимся к прогрессу?
«Сила совершившихся фактов, без сомнения, не подлежит отрицанию. Факт совершился – следовательно, не принять его нельзя. Его нельзя не принять, потому что он факт, и притом не просто факт, но факт совершившийся (в публике говор: quelle lucidite![65]). Это, так сказать, фундамент, или, лучше сказать, азбука, или, еще лучше, отправный пункт.
Итак, факт совершился!!
И мы не отрицаем его, но принимаем с благодарностью. Мы с благоговейною благодарностью принимаем все совершившиеся факты, хотя бы появление некоторых из них казалось нам прискорбным и даже легкомысленным (в публике: avalez-moi cela, messeigneurs![66]). Факт совершился – и мы благодарим. Мы благодарим, потому что мы благодарны по самой природе, потому что наши предания, заветы наших отцов, наше воспитание, правила, внушенные нам с детства, – все, en un mot,[67] создало нас благодарными…»
– Pardon! – раздается голос старого дяди, – vous avez fourre la une expression francaise! Mettez plutot,[68] – «одним словом…».
– C'est juste, mon oncle![69] Итак, messieurs:
«…Все, одним словом, создало нас благодарными. Мы не можем ие благодарить, точно так же как не можем не принести наши сердца на алтарь отечества в минуту опасности. Отечество, находящееся в опасности, – это мы сами, находящиеся в опасности! И мы не принесем ему в дар сердца наши! мы поспешим приветствовать его врагов! Нет, мы не сделаем ни того, ни этого, потому что отечество и мы – это что-то совершенно нераздельное. Это до такой степени не подлежит отделению, в смысле умственности, как и в смысле материальности, что как отечество не может существовать без нас, так и мы не можем существовать без него. А потому, возвращаясь к первичной моей мысли, повторяю: мы благодарим, ибо это есть наша натура.
Теперь рассмотрим несколько близким образом, что такое есть это священное право благодарить?
Благодарить – это фимиам. Это возносящийся фимиам сердца. Точно так же, как для того, чтобы понятно писать по-русски, надобно прежде всего и преимущественнейше обзнакомиться с русским языком
Барышни, не хотите ли послушать, что будет читать князь!
Не правда ли, господа?
какая ясность ума!
извольте и это проглотить, господа!
одним словом.
вы ввели тут французское выражение! Скажите лучше.
Правильно, дядюшка!