Три венца. Василий Авенариус
сколько от этого зависит и для вас, и для меня!
Пан воевода озабоченно насупился и покачал головой.
– Что я скажу тебе? Кто заглянет ему в душу?
– Так вы сами, значит, не совсем уверены в нем? – продолжала допытываться панна Марина, и возбужденные черты ее подернулись тенью разочарования. – Это, конечно, грустно, очень грустно; но… все равно, принц он или нет, есть ли у него надежда захватить венец царский?
– Ежели король наш Сигизмунд и сейм польский не откажут ему в своей помощи – без сомнения.
– А эти посланцы папского нунция из Кракова прибыли сюда к вам, конечно, по этому же делу?
Пан Мнишек не мог скрыть своего изумления по поводу дипломатического чутья дочери.
– Ты, милая моя, право, иезуит в юбке! Панна Марина тихонько засмеялась.
– Была, значит, в хорошей школе! Недаром вы окружили теперь и себя, и меня иезуитами.
– Не шути с огнем! – укорительно заметил отец. – С иезуитами считаются теперь и крупные государственные мужи, преклоняется перед ними и власть королевская. Они же возложат на голову нашего августейшего монарха наследственную корону шведскую, которая была у него насильственно отнята…
– Договаривайте, папа.
– Что договаривать? И то проболтал уже лишнее. Политика – не женское дело.
– Так я вам доскажу. Иезуиты ваши подбивают короля поддержать этого претендента на московский престол (царевич ли он или нет – для них все равно) с тем, чтобы он потом, в свой черед, помог королю вернуть себе шведскую корону. Не так ли?
Старик Мнишек развел руками.
– Кто тебе это все выдал?
Дочь коснулась указательным пальцем своего высокого, выпуклого лба.
– Вот эта безумная головка. Политика, как видите, иногда и женское дело. Стало быть все это верно? Хорошо. А иезуиты-то из чего хлопочут?
– Как из чего? Чтобы восстановить прежнее могущество польского народа, исповедующего их святую римскую веру.
– Вы думаете? Какое дело настоящему иезуиту до того или до другого народа? Нет, у них совсем другое на уме.
– Другое?
– Торжество истинного Христова учения: им надо обратить в римскую веру нового русского царя, а через него и весь народ русский.
– А что ведь? И то, пожалуй, так! Ай да умница! Тебе самой бы, право, восседать на престоле.
– Чего нет, то может еще статься.
Пан воевода от изумления, от испуга даже рот разинул.
– Как? Что ты говоришь?
– Молчание, папа! Еще время не приспело. Как ваши иезуиты ни хлопочут – одним без меня, поверьте, им ничего не добиться. Теперь заколдованный принц, как слышно, в Дубне у князя Острожского, которому князь Адам почему-то счел нужным раньше других его представить.
– Потому что-то – первый защитник русских и православных на Волыни! – не без горечи пояснил пан Мнишек.
– Хорошо. Но после-то князя Острожского к кому он его повезет на поклон? Разумеется, к родному брату своему, Константину, в Жалосцы…
– И ты хочешь теперь же ехать туда, как бы им