Опальные. Василий Авенариус
на теле у него не осталось сухой нитки, а с пылающего лица его пот катил в три ручья.
– Вперед! – отдуваясь, крикнул он и грузно опустился на подбитую конским волосом подушку. – Хоть бы до конца смотра поспеть.
Возница щелкнул кнутом, и шестерка вывезла колымагу из тупика, предшествуемая тем же многоголосым пронзительным криком холопей:
– Ги-и-ись!
Миновав и Кремль, понеслись по Пречистенке. Но подходил уже обеденный час, лавки по пути одна за другой запирались, а когда впереди открылось Девичье поле, и за ним над зубчатой стеной Девичьего монастыря заблистали золотые маковки церковные, – с поля навстречу боярскому поезду повалил толпами народ.
– Вот и народ уже расходится! – заволновался снова Илья Юрьевич. – Стало быть, смотру конец, а все это распроклятое колесо!..
– Ну, тишайший царь наш с тебя не взыщет, – старался успокоить его Пыхач. – А к иордани все еще поспеешь.
Дело в том, что кроме обычных двух торжественных водосвятий: б января, в день Богоявления, перед Кремлем у Тайницких ворот, и 1 августа, в день Происхождения Честных Древ Креста, под Симоновым монастырем, – при царе Алексее Михайловиче во время великих смотров на Девичьем поле сооружалась еще особая летняя иордань на большом пруде около Девичьего монастыря. Служила она, однако ж, не для водосвятия, а для купанья в платьях молодых стольников и стряпчих, запоздавших на смотр. Само по себе уже такое публичное купанье в летнюю пору, взамен заслуженных батогов, считалось у придворной молодежи того времени своего рода удальством. А так как погрузившиеся в иорданскую купель приглашались еще затем, не в пример другим сослуживцам, к трапезе в царских шатрах, то находилось немало охотников нарочно запаздывать на смотр.
К боярам, как к самому почетному сословию московского государства, эта потешная мера взыскания, понятно, не применялась, тем более, что они, уже в силу своего высокого общественного положения, допускались к царскому столу.
Едва только взмыленная шестерка боярина Ильи Юрьевича остановилась против царских шатров, и сам он, пыхтя и обливаясь потом, при помощи подскочивших к нему холопей выполз из колымаги, как перед ним очутился придворный служитель и с какой-то странной усмешкой пригласил его пожаловать к иорданской купели.
– Чего ты ухмыляешься, глупая твоя образина? – оборвал его боярин. – А стольники где же, что никто меня тут не встретит?
– Встретят твою милость, встретят; пожалуй, только в пруду.
И, прыснув со смеху чуть не в лицо боярину, служитель отбежал в сторону.
– Что-то, батя, неладно, – буркнул Илья Юрьевич и с высоко поднятой головой направился к пруду, где царедворцы скучились перед самой купелью.
Доносившиеся оттуда плеск воды и дружный хохот свидетельствовали, что купанье запоздавших придворных чинов уже началось. Но вот зрители поспешно расступились, чтобы не быть забрызганными выкупанным сейчас молодым стольником. Выступал он бодро и весело, как ни в чем не бывало, хотя вода струилась ручьями