Месть Аскольда. Юрий Торубаров
постепенно приходила в себя.
– Ты что, Зима, мелешь? – возмутился князь. – Эй, отроки, живо несите вина!
Когда приказ был выполнен, вновь заговорил Судислав. Теперь голос его звучал чуть жестче, и он приковал тем к себе всеобщее внимание.
– Князь, изволь простить мою шутку. Знамо всем, что забиты твои амбары, полны погреба винами заморскими. Есть и русский медок, который валит с копыт.
Князь улыбнулся, гридница разразилась смехом. Подождав, когда все успокоятся, боярин продолжил:
– Все это купится, все это сварится. Нельзя купить одного – честь! Мой дед так всегда говорил: «Честное здравствование – сердцу на радость». Не с камнем за пазухой пришел к тебе Аскольд. Он принес славу земляков, чтобы с нами ею по чести поделиться. Но жжет, ты уж прости, князь, она наши руки, заставляет наши сердца обливаться кровью. Стоит ведь супостат и у наших стен…
– Ты к чему это, Судислав, клонишь? – перебил князь боярина. – Уж не винить ли меня в чем собрался? Ишь ты, второй Захарий выискался! Забыл, что мы тут гостей чествуем, а не совет держим? И никакой вины я за собой не чувствую! – Михаил грозно зыркнул на боярина.
Однако Зима, не испугавшись, продолжал гнуть свою линию:
– Вина, князь, у нас общая и простыми людьми не прощенная. Великая княгиня просила тебя простить младому Сече его дерзкие слова, но только в чем же их дерзость? От сердца, князь, они идут, от сердца. О нас печется сей юный муж. Поклон ему низкий за это. Беречь тебе надо, князь, таких людей, а не плетьми махаться. Хитрец да льстец – хорошему делу конец. Аскольд, – боярин вышел из-за стола, – дозволь голову склонить пред мужеством и отвагой земляков твоих. Прости нас, грешных, что в трудное время не оказались рядом! – Низко поклонившись, Зима вернулся на свое место и уже оттуда на всю гридню с вызовом бросил: – Да и Захария давно пора бы вернуть в город!
Черниговцы, присутствующие у князя, начали ехидно ухмыляться и переглядываться меж собой: дерзит, мол, боярин. Все знали, за что удален был Захарий. За то, что не заглядывал в рот своему господину. Вот прорывающийся порой буйный нрав князя и сослужил ему во вред.
Боярин Сворыга, громко выкрикивая слова, чтобы слышал Михаил, налетел на Зиму:
– Я тоже своей вины не вижу! Пойди мы на Батыя, все бы там пропали. А разве наши враги не лютей татар? Какая мне разница, кто лишит меня моего добра и живота: злой татарин или коварный князь Галицкий? Прав ты, Михаил, – заключил он, исподволь взглянув на князя.
Михаил же не удостоил его внимания. Он кашлянул в кулак, и все поняли, что князь хочет что-то сказать.
– Трудно мне сегодня говорить, други мои, если честно. Мне хочется соединить свои стяги с любым русским князем. Но я не желаю, чтобы новый Святополк вонзил мне нож в спину. Разве ты не помнишь, – князь в упор посмотрел на Зиму, – как Даниил осадил Чернигов, как бил тараном по стенам города? Разве мало я совал в его ненасытную пасть? Кто дал ему Перемышль? И как он отблагодарил меня? Как обошелся с сыном моим Ростиславом? Это не забывается. Это сидит вот здесь, –