Танцующая на ветру. Наталия Терентьева
что? – так и спросила я.
– Руся… – Виктор Сергеевич опять оставил всю еду и сел на подлокотник моего креслица, обняв меня. Потом сам снял руку. – Нет, что-то я так плохо соображаю… Витя, соберись! – Он подошел к зеркалу, сделал красивое па, обернувшись на одной ноге вокруг себя. – Вот так, Витя, тобой и девушка крутит. Потом встанет и уйдет, а ты останешься тут один, нелюбимый и никому не нужный.
– И позвоните другой, а она сразу прибежит, – досказала я.
– Вроде того… – засмеялся Виктор Сергеевич. – Ладно, давай поедим. А то мой мозг от таких противоречивых сигналов сейчас совсем отключится. То ножки изящные, то профиль, то слова такие прямо…
Что из моих слов его так задело, что он потерял голову, мне было непонятно. Я так думала, что скорей всего это все-таки не слова.
– Знаешь, в тебе есть что-то… Не знаю… Ты ведь и не такая уж безупречная красотка… Вот так посмотришь… Ничего особенного. Ну ноги, ну фигура, ну волосы, ну глаза, ну профиль… А, собственно, что нам еще надо, правда, Витя?
– Вы всегда с собой в зеркале разговариваете? – спросила я.
– А что, странно, да? Нет, чаще с девушками, которые не сидят в этом кресле, как королевы, а бегают, наливают мне чай, кофе, вино… Кстати! Я же обещал… У меня такая наливочка есть… Точнее, это почти лекарство, с черной смородиной… Не пьяное, просто согревающее. И умиротворяющее. – Виктор Сергеевич достал из шкафчика черную толстую бутылку с фиолетовыми готическими буквами и две маленькие стопки. – Тебе же можно спиртное, правда? Мы ничего плохого не делаем? Как-то я не привык, что ты уже взрослая…
– Мне только будет семнадцать весной.
– Да, я помню… Весной… Весенняя девушка Брусникина, которая сводит меня с ума. Меня! – С последним словом Виктор Сергеевич обратился к своему отражению. – Ты понял? Тебя свели с ума, сидят, подобрав свои красивейшие ноги, и смотрят на тебя, как на идиота. А ты прыгаешь, прыгаешь вокруг. Сядь, Витя, и угомонись.
Я пила горячий чай, очень вкусный, хотя и слишком сладкий. Шутя и болтая, Виктор Сергеевич на моих глазах положил мне сахар два раза.
– Ну ты имей в виду, Брусникина, я тебя сегодня просто так не отпущу.
– В смысле? – спросила я, чуть оторопев.
Виктор Сергеевич смотрел на меня довольно странным взглядом. Слегка напоминающим мне взгляд Веселухина, когда тот однажды гонялся за мной вечером по двору – еще в детдоме – и прижимал к стене нашего корпуса. И если бы не активное вмешательство нашего сторожа дяди Гриши, не знаю, чем бы это закончилось. Веселухин здоровый, энергичный, настойчивый, и мозги у него иногда отключаются напрочь.
– В смысле… – Виктор Сергеевич потянулся и улыбнулся себе в зеркале.
– Ужасная манера постоянно обращаться к самому себе, – заметила я.
– Да? Это все от одиночества. Знаешь, какой я одинокий? Рассказать?
– Не надо.
Я видела, что на экране его телефона, который лежал на столе, в котором был отключен звук, бежали сообщения от одного и того же адресата. У адресата было какое-то сокращенное имя и цветочек