Евгений Евтушенко и Белла Ахмадулина. Одна таинственная страсть…. Вероника Богданова
виноваты в смерти их близких. Сейчас их должны были начать убивать.
Неожиданно вспомнилась учительница физкультуры, которая считала, что в смерти ее мужа виноват ученик по фамилии Гангнус, просто потому что он немец. Мы никогда не мстим тем, кто виновен в наших трагедиях, мы мстим тем, кто попался под руку… Это понимали все: и военные, и собравшиеся здесь женщины, и третьеклассник Женя Евтушенко.
Впереди показалась толпа, справа и слева охраняемая советскими солдатами. Первыми в колонне шли генералы. Их гордые и мрачные лица были воплощением холодного смирения перед судьбой. Чисто теоретически их еще можно было возненавидеть, хотя и получалось с трудом. Как и тысячи школьников, Женя Евтушенко каждый день слушал радиосводки с фронта, знал наизусть стихи и лозунги, совершенно искренне ненавидел всех немцев, потому что они были повинны в смерти тысяч советских солдат. Но тогда ведь речь шла о каких-то абстрактных немцах, а сейчас по московским улицам вышагивали настоящие, живые немцы с изможденными и уставшими лицами. Их не получалось ненавидеть.
За рядами военачальников показались обычные немецкие солдаты. Они еле держались на ногах от голода и усталости, многих лихорадило Видны были только лица. Вдруг один из солдат, шагавший в конце ряда, начал падать. Женщина по правую руку от Жени Евтушенко начала расталкивать все оцепление, требуя пропустить ее. Спорить с ней никто не решился. Все понимали: сейчас она первой кинет в кого-нибудь камень, а потом последуют остальные. Эту колонну сейчас буквально растерзают, и ни сотня, ни тысяча конвоиров от этого не спасут…
Вдруг женщина подхватила падающего солдата и стала поспешно засовывать в карман формы кусок серого, испеченного из дикой смеси отрубей и гороха, хлеба. Вслед за ней остальные женщины тоже бросились засовывать в карманы падающих от голода изможденных немецких солдат куски хлеба и смальца.
Сцена этого шествия пленных немцев навсегда отпечаталась в памяти будущего поэта. В каждом или почти каждом интервью он вспоминал эту сцену, всякий раз дополняя ее новыми подробностями, но всегда заканчивая только фразой:
Это были уже не враги.
Это были люди.
В сентябре 1944 года Женя Евтушенко пошел в четвертый класс. Мама его вернулась с фронта лишь спустя пару месяцев после начала учебного года. По большому счету Женя оказался предоставлен самому себе, и это положение не могло не радовать.
В эти счастливые дни он впервые попытался написать свои первые стихотворные строчки. Что-то из этих первых и наивных попыток звучало совсем уж отвратительно, что-то попросту забылось, но было четверостишие, отчего-то плотно засевшее в памяти поэта. Пожелтевший лист, на котором оно было записано, давно выкинули.
Я проснулся рано-рано
и стал думать – кем мне быть.
Захотел я стать пиратом,
грабить корабли.
Жажда приключений уже тогда путала ученику четвертого класса все карты. Учился он по-прежнему хорошо, но упоительные приключения, которые