Мое милое детство. Клавдия Лукашевич
пестрые яички.
– Маменька, положите мои яички в гнездышко… Нет, мои… мои красивее… – просим мы с Лидой.
– Для обеих моих птичек сделано по гнезду… И положу туда яички… И будут у нас скоро птенчики… – говорит мама и смеется, смеется так весело и заразительно.
Мама начинает нас обеих крепко-крепко целовать.
– Господи, помилуй, Клавденька, что это ты смеешься в такой-то день!!! Ну чего ты так балуешься с детьми?! – говорит няня.
И мы втроем затихаем. Мама снова проворно и умело украшает стол. Она убирает окорок белыми фестонами[7]. Она пришивает на углы стола букеты из брусничных веточек и так все проворно, красиво. Пасхальные кушанья кажутся необыкновенно вкусны, так и текут слюнки, просто не дождешься разговенья после недели строгого поста.
А няня в это время хлопочет, чтобы дворник или верхняя жиличка снесли освятить пасху, кулич и яйца. Все это она увертывает в белую скатерть и дает наставления.
Наша милая старушка, пока мы были малы, никогда не могла пойти к заутрене. Она всегда оставалась дома.
Родители наши отправлялись в ту же церковь, куда ходили и дедушка с бабушкой. Эта приходская церковь была далеко, где-то на Васильевском Острове… Разговлялись мы ночью, когда папа и мама приходили из церкви.
Бывало, еле-еле дождешься этой минуты…
– Нянечка, скоро будем разговляться?.. – томлюсь я.
– Уж как пасхи да кулича хочется… Не дождаться разговенья, – ноет Лида.
– Сначала святого яичка дадут… – говорю я.
– А после и кулича и пасхи… Как вкусно-то, – шепчет Лида.
– Обе вы сонные. И глаза-то не смотрят, и губы-то еле говорят… Лягте, деточки, не томитесь. Еще долго-долго. Засните… Придут папа с мамой, я разбужу. Приведет Господь – и разговеемся все.
– Не уснуть, нянечка…
– Прочитайте десять раз «Отче наш» и заснете…
Глаза слипаются, зеваешь, томишься, читаешь без конца «Отче наш», но заснуть невозможно. Волнуешься, ждешь разговенья, завтрашнего дня и всех радостей жизни…
Я помню, как родители взяли меня первый раз к заутрене. Нянечка моя волновалась больше меня… Как она меня прихорашивала, наряжала, наставляла и учила:
– Ты смотри, Беляночка, как в церкви двери закроют и уйдет крестный ход, тогда скоро и «Христос воскресе» запоют. Сначала за дверью пропоют, будто узнали благую весть. Господи, в храмах Божиих какие сегодня молитвы поют, какая служба идет!..
Няня особенно тревожилась и просила папу:
– Сударь мой Владимир Васильевич, вы уж Беляночку не простудите… Не заснула бы она… Уж до конца не стойте… Дитя первый раз у заутрени… Пораньше уйдите… Господь простит, коли не достоите…
– Будьте покойны, нянюшка, вернем ваше сокровище в сохранности.
Няня меня укутала, перекрестила, и мы ушли… Как я счастлива, горда и довольна! Я с папой и мамой иду к заутрене… Хотя мне всего-то семь лет, но я кажусь себе большой. Шестилетняя сестра Лида, конечно, не может сравняться с такой взрослой
Фестон – зубчатая полоска бумаги или ткани.