Жертва вечерняя. Петр Боборыкин
сидят, выпуча глаза, или стоят и глупо улыбаются. Я ни к кому не подходила, и на меня никто не обратил внимания: я была уж очень укутана. На танцы мне не хотелось смотреть. Говорят, что это все наемные танцоры. Из ложи я заметила только одного пьеро. Наверно, куафер. Он меня рассмешил, очень уж ломался, и руками, и ногами…
Я остановилась в раздумьи против Декаршенок. Эта отвратительная L***, со своим цинизмом, обдала меня каким-то ужасом… Ну и Clémence такая же; чего же я лезу? Я уж было на попятный двор. Да и поздно делалось…
Я начала опять искать Clémence. Смотрю направо, налево, нет ее нигде. Так мне стало досадно, что я прозевала на мерзкую L***. И Домбрович исчез. Но вместо него вылез откуда-то Кучкин. Я сейчас же вышла из залы и бегом побежала в фойе. Там еще было много народу. Все пары сидели вдоль стен боковой залы.
Прошлась я взад и вперед, нет Clémence. Надо было ехать ни с чем. В коридоре бельэтажа я остановилась и почти спряталась в угол. Из ложи вышел Домбрович со светло-каштановым домино… Капельдинер затворил дверь. Из той же ложи через две-три секунды выходит маска. Повернулась ко мне: Clémence. Я почти кинулась на нее.
– Bon soir, Clémence! [40] – крикнула я ей, даже не успевши изменить голоса.
Она встрепенулась, прищурила свои большие глаза, немножко подалась вперед:
– Ah bah! Je ne te connais pas [41].
– Mais je veux te causer [42],– перебила я ее уже не своим голосом.
– Entre dans ma loge [43].
Она пригласила меня рукой. Жест был очень милый, безукоризненный.
"Домбрович может вернуться", – вспомнила я.
– Entre donc! – повторила Clémence.
Сердце у меня екнуло. Я даже зажмурила глаза. Мы вошли в ложу. Там сидел мужчина с большой черной бородой. Смотрел итальянцем. Кажется, я где-то его встречала.
– Cet animal de Dombrovitz court après Fanny, et j'ai un appétit bœuf [44].
– Comme une vraie parisienne [45],– добавила черная борода с каким-то иностранным акцентом.
– Madame, – обратилась ко мне Clémence, – и указала на кресло.– De quoi s'agit-il? [46]
Я совсем растерялась. Чувствую: в виски бьет, в глазах позеленело. Девчонка, как есть, деревенская девчонка!
Сижу и смотрю на нее. Как она хороша! Какая турнюра, руки точно из мрамора. Глаза, правда, подкрашены, да кто же нынче не красится? Шея прелестная. Два, три крупных брильянта; ничего больше. Домино облито тысячными кружевами.
– Beau masque, – прохрипел итальянец (я теперь знаю, что это итальянец), – est tu muette? [47]
Clémence протянула мне руку и очень мило улыбнулась.
– Un renseignement ou un service? [48] – спросила она. Первая моя робость скоро прошла.
Я заговорила с ней о Домбровиче. Не знаю уж почему, я схватилась за него; но так вышло. Я сочинила, разумеется, целую историю: будто я его знала когда-то за границей и теперь увидала около нее, в маскараде…
Clémence рассмеялась.
– Si tu me jalouses, – сказала она мне, все с той же милой и даже скромной улыбкой, – tu as tort. Il n'est que mon ami [49]!
Итальянец расхохотался.
Clémence указала веером на партер:
Добрый вечер, Клеманс!
Ах! Я тебя не знаю
Но я хочу с тобой поговорить
Входи в мою ложу
Это животное Домбрович ухаживает за Фанни, а у меня волчий аппетит
Как подлинная парижанка
Мадам… О чем идет речь?
Прекрасная маска… ты нема?
Сведения или услуга?
Если ты ко мне ревнуешь… ты не права. Он мне только друг