Пути обретения бессмертия. Даосизм в исследованиях и переводах. Евгений Торчинов
пневму-ци и мягкость этим обрети – тогда сумеешь уподобиться дитяте!
Зерцало темное[17] от скверны омой – и беспорочен стань душой!
Цени народ, страну в порядок приведи – тогда недеяние осуществить ты сможешь!
Небесные врата то отверзаются, то затворяются – узри начало женственное в них! Поняв четыре принципа, ты можешь пребывать в неведении полном!
Дао рождает сущее и его питает. Рождает, но им не обладает и действует, не замышляя преднамеренно. Оно все взращивает, но ничем не повелевает, и это Сокровенной Силой-Дэ зовется, знаю!
Тридцать спиц вместе – одно колесо. Но то, что в нем, – отсутствие, определяет наличие возможности использования телеги.
Стенки из глины – это сосуд. Но то, что в нем, – отсутствие, определяет наличие возможности использования сосуда.
В стенах пробиты окна и двери – это дом. Но то, что в нем, – отсутствие, определяет наличие возможности использования дома.
Поэтому наличие чего-либо определяет характер использования вещи, а отсутствие – принципиальную возможность использовать ее.[18]
Пять цветов глаза ослепляют.
Пять звуков уши оглушают.
Пять вкусов рот ощущений лишают.
Стремительные скачки по полям и пустошам до безумия доводят.
Труднодоступные товары препятствуют благим свершениям.
Поэтому совершенномудрый заботится о полном животе, а не о том, что приятно для глаза. Отбрасывая то, берет он это.
В почете быть столь же страшно, сколь и быть в позоре.
Быть почитаемым такая же беда, как обладать телесной самостью.
Почему так говорят о почестях и о позоре?
Позор нас унижает, ну а почести мы со страхом принимаем и со страхом же теряем.
А почему быть почитаемым такая же беда, как обладать телесной самостью?
Я потому в беде великой пребываю, что телом-самостью я обладаю. И если б телом-самостью не обладал, то разве б были беды у меня? Поэтому коль человек заботится о теле-самости своей, как о Поднебесной всей, ему и Поднебесная доверится немедля. И если человек дорожит телом-самостью своей, как Поднебесной всей, его признает всякий в Поднебесной.[19]
Смотрю на него и не вижу – называю его тончайшим.
Слушаю его и не слышу – называю его тишайшим.
Ловлю его, но схватить не могу – неуловимым его нареку.
Триаду эту словами объяснить не дано: хаотична она и едина. Ее верх не освещен, ее низ не затемнен. Тянется-вьется, но нельзя ее назвать; вновь возвращается к отсутствию сущего она.
Поэтому говорят: безвидный облик, невещный образ.
Поэтому говорят: туманное и смутное.
Не вижу начала, когда ей навстречу иду, не вижу конца, когда следом за ней спешу.
Держусь за древний Путь-Дао и так управляю сущим ныне. Могу постичь древнее первоначало и устоями Дао-Пути его называю.
Те древние мужи, что Дао-Путь постигли, были таинственны и утонченны, пронизанные Сокровенным.
И столь они были глубоки, что распознать их
Имеется в виду сердце, понимавшееся в Древнем Китае не только как чувствующий, но и как мыслящий орган (мыслящее сердце, как считали древние китайцы, располагается в самом центре грудной клетки).
Отсутствие (
Речь идет о древнем принципе подобия микрокосма (человеческого тела) и макрокосма (Вселенной). В Древнем Китае всегда считали поэтому, что умеющий управлять собой (своей телесной личностью –