Дживс и феодальная верность. Дживс готовит омлет. На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! (сборник). Пелам Вудхаус
я всегда помню, и сейчас я их процитировал потому, что, стоя в недоумении перед девицей в розовом чепце, я чувствовал себя в точности как те ребята из кавалерийской бригады. Совершенно ясно, что кто-то ошибся, а именно – тетя Далия. Почему она сказала мне, что ее окно последнее с левой стороны, когда последнее окно с левой стороны было совсем не ее, этого я понять никак не мог. Напрасно я ломал голову, ища, как выражается Сыр Чеддер, скрытые мотивы.
Впрочем, разве угадаешь тайные мысли теток? Да и не время сейчас было для пустого умствования. Первая забота джентльмена, на исходе ночи заброшенного, точно мешок с углем, в девичью спальню, – завязать светскую беседу. Именно этим я и занялся. В подобной ситуации нет ничего хуже неловкой паузы и смущенного молчания.
– Привет, привет, – произнес я как можно бодрее и жизнерадостнее. – Очень извиняюсь, что заявился в такой момент, когда вы в невинном сне распутывали клубок дневных забот[39], но я, видите ли, вышел подышать свежим воздухом, а все двери заперли, и я решил, чем поднимать на ноги весь дом, просто влезть в первое попавшееся открытое окно. Ведь знаете, это не дело – поднимать на ноги дом. Нехорошо.
Я готов был и дальше развивать эту тему, мне казалось, я на верном пути, получалось гораздо удачнее, чем прикидываться лунатиком, изображать внезапное пробуждение: «Ах, где я?» – и так далее. Очень уж глупо… Но тут Флоренс рассмеялась своим журчащим смехом.
– Ох, Берти, – проговорила она, и представьте, совсем не таким досадливым тоном, каким барышни обычно говорят мне: «Ох, Берти». – Какой же вы романтик!
– То есть как?
Она еще посмеялась. Слава богу, конечно, что она решила не поднимать шума, звать на помощь и прочее. Но должен признаться, что этот ее журчащий смех меня немного озадачил. Я думаю, с вами тоже такое бывало: вокруг люди хохочут, как гиены, а вы не возьмете в толк над чем. Оказываешься в невыгодном положении.
Флоренс странно так смотрела на меня, словно на ребенка, у которого хотя и водянка головного мозга, но все-таки он душка.
– Как это на вас похоже! – сказала она. – Я вам сообщила, что моя помолвка с Д’Арси Чеддером расторгнута, и вы сразу же устремились ко мне. Не могли дождаться утра. Возможно, вы даже думали поцеловать меня спящую?
Я подскочил дюймов не меньше чем на шесть. Меня охватил ужас, и, по-моему, не зря. Черт возьми, ты гордишься своей особой осмотрительностью в обхождении со слабым полом, и вдруг тебе говорят, что ты сознательно лезешь за полночь в окна к спящим девицам с намерением их поцеловать!
– Господи, да ничего подобного! – возразил я и поставил на ножки опрокинутый стол. – У меня и в мыслях ничего такого не было. Вы, вероятно, задумались и пропустили мимо ушей мое объяснение. Я же сказал вам, только вы не слушали, что вышел подышать ночным воздухом, а все двери заперли, и…
Флоренс опять зажурчала. Она по-прежнему умильно смотрела на меня, как на славное придурковатое дитя, и даже еще умильнее, чем раньше.
– Неужели вы думаете, что я на вас сержусь? – попыталась она меня успокоить. – Нет, конечно. Я очень растрогана. Поцелуйте
Образ из шекспировского «Макбета».