Русская развлекательная культура Серебряного века. 1908-1918. Отсутствует
самим Слёзкиным. Возможно, именно она дала импульс к антонимическому названию его «переводного» романа «Кто смеется последним», изданного в 1925 г. под калькированными именем и фамилией Жорж Деларм.
(Искушение использовать значимую фамилию с диминутивным суффиксом, по-видимому, велико, поскольку недавно фамилия Слёзкина вновь оказалась в иронической обойме: «Первой вещью, в которой Зощенко уже Зощенко, а не какой-нибудь Лейкин, Слёзкин или, скажем, Данилов-Ивушкин, стали «Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова»[208].)
Уже довольно давно литературоведы воспринимают Слёзкина как фигуру комплементарную, по меткому выражению Г.С. Файмана, «на полях исследований о Булгакове». Однако в последнее время неожиданно появилось несколько работ, автор которых настаивает на оригинальности творчества Слёзкина, «жанровом своеобразии новелл», приводя вполне тривиальное объяснение: «Каждая новелла [Слёзкина. – И. Б.] имеет увлекательное начало, стремительное развитие и, как и полагается, неожиданную развязку»; отмечается «простой живой язык» Слёзкина[209] (ср. булгаковское определение его именно неживого языка: «медовая гладкая речь»[210]). Вопреки очевидности говорится: «В своих новеллах Слёзкин пишет об обыкновенных людях, ничем не примечательных, которые попадают в необычные, порой анекдотические жизненные ситуации»[211]. Однако трудно назвать ничем не примечательными персонажами роковую женщину Беатриче («Беатриче кота Брамбиллы»); мгновенно приковывающую к себе внимание главную героиню рассказа «Девушка из “Трокадеро”»; рыжеволосую то ли ведьму, то ли оборотня («То, чего мы не узнаем»); девушку Лилю, обладающую иррациональным знанием о мире («Предчувствие»), и многих других.
Между тем в начале творческого пути Юрий Слёзкин действительно претендовал на новаторство в области формы по крайней мере в декларациях. Так, Владимир Боцяновский писал в вечернем выпуске «Биржевых ведомостей» (1916. 18 марта) о первом вечере литературно-художественного общества «Медный всадник»: «Конечно, судили современную литературу и, конечно, критику по преимуществу. Досталось также и писателям. Юрий Слёзкин, выступивший с докладом, очень беглым, не пощадил даже Чехова, даже Глеба Успенского. <…> Молодым свойственна буйственность, и, конечно, этого ей в осуждение никто не поставит. <…> Судя по докладу Слёзкина, новое общество намерено обратить свое главное внимание на форму»[212].
Однако в реальности Слёзкин вполне традиционен: зачины множества его новелл представляют собой ссылки на чей-то рассказ, случай из жизни, чье-либо письмо[213]. Нередко он работает на разогретом предшественниками поле, используя общеизвестные сюжеты – пушкинского «Арапа Петра Великого» с неожиданным рождением чернокожего ребенка в новелле «Негр из летнего сада»; «Бесприданницу» А.Н. Островского (в новелле «Обертас», где пан Гузик оскорбил Януарию – «в Париж предложил ехать»). Его нарративу свойственна высокопарность и слащавость: «В очень короткий срок сердца их забились
[Етоев, 2011, с. 559]. Этот реестр сопровождается весьма далеким от академической традиции примечанием редактора (докт. филол. наук О. Богдановой): «Лейкин, Николай Александрович (1841-1906) – писатель-юморист, автор нескольких тысяч рассказов. Слёзкин, Юрий Львович (1887-1947) – беллетрист, писавший в том числе и “маловесомые литературные безделушки”, “сводимые к анекдоту”. Данилов-Ивушкин, Игорь Александрович (род. 1938) – современный писатель, недавно выпустивший четырехтомник рассказов, которые, как сказано в аннотации к изданию, “имеют больше юмористическое направление, нежели сатирическое, а потому долговечны”…» [Там же, с. 560]. Ср. совсем уж, кажется, далекий от Слёзкина ряд, так же выстроенный на основе внутренней формы его фамилии, в переписке К.К. Кузьминского с В. Лапенковым: «Весь этот “кукин-клячкин-слёзкин-сироткин-полоскин-нахамкин” <…>» [Переписка.., 2003].
[Терехова, 2008, с. 154].
[Булгаков, 1928, с. 14].
[Терехова, 2008, с. 154].
Цит. по: [Пржиборовская, 2007, с. 32].
Ср.: «Вот какую странную и грустную историю рассказала мне однажды старуха нянька про одного мальчика» (см.: «Мальчик и его мама» [Слёзкин, 1915, с. 95]); «Получил письмо от своего лучшего приятеля» (см.: «Пыль» [Там же, с. 113]) и др.