Пост-Москва. Олег Викторович Петухов
"Откуда он знает об этом?"
– Да, – ответил я, решив не скрывать правду, если в этом все равно не много смысла.
– И как, проведали?
– Да, все нормально.
– Точно все нормально?
– Естественно.
– Что они делали конкретно, когда вы пришли?
– Ну, старшая… Старшая ничего не делала, а младшая училась.
– А как их зовут?
– Кого, дочек?
– Да, их как зовут.
У меня как-то странно разболелась голова.
– Их зовут… Старшую зовут…
– Маша?
– Да, Маша!
Боль не проходила, но и не становилась сильнее. Как будто ныл перед дождем простреленный сустав.
– А младшую Катя?
– Ну, конечно!
Как я мог сомневаться в этом. Я прекрасно знал своих дочек. Я жизнь бы отдал за них.
И тут он задал непонятный вопрос:
– А на что живут ваши дочки?
– То есть?
– Ну, они же должны что-то есть, одеваться во что-то… Откуда они берут деньги?
Я облегченно вздохнул:
– Деньги я им подбрасываю!
– И сколько вы сегодня им подбросили?
– Да сколько было! Мне для них ничего не жалко.
– Это понятно, что вам для них ничего не жалко, но ответьте на мой вопрос – сколько у вас было денег?
– Я не помню.
– А вы откуда деньги берете сами?
В комнате стало тихо. Только непонятные агрегаты продолжали гудеть и мигать своими светодиодами. Если честно, я понятия не имел, откуда у меня берутся деньги. И были ли у меня когда вообще какие-нибудь деньги. И я понятия не имел, как вообще выглядят эти "деньги".
2
Папа положил трубку на рычаги телефона. Он ничего не понимал. Поэтому надо было с кем-нибудь посоветоваться. Он нажал кнопку вызова. Никто не пришел. Тогда он вышел в приемную. Секретарши не было. Он открыл дверь и выглянул в коридор. В коридоре было пусто и тихо.
– Эй, – негромко окликнул он неизвестно кого.
Никто не отозвался. На секунду он задумался, а потом пошел шаркающей своей походкой по коридору, неловко по-стариковски отмахивая тонкой правой рукой, а другую прижимая к боку.
"Я еще могу", – думал он. – "Есть еще порох. Борцовская закалка дает о себе знать".
Ему представлялись стены кремлевского дворца, все в позолоченной лепнине, уходящие куда-то вверх, на недосягаемую высоту. Все залито ярким торжественным светом. Караул стоит не шелохнувшись, с каменным выражением лиц. А он идет сквозь ряды аплодирующих ему людей знаменитой своей походкой, с едва заметной раскачкой и широкой отмашкой одной рукой. Их лица сливаются для него в одну заискивающую, самодовольную, презрительную, раболепную, хитрую, ликующую и ужасающуюся морду. Эта морда правит им при помощи своей трусости и тупости. Она командует им своей лестью и презрительно-усмешливым, показным и нарочитым, почитанием, втайне глумясь над ним, завидуя и ненавидя. Но сегодня его день, и морда настоящих правителей восторгается его успеху, его победе, его сиюминутной славе, и его пожизненному рабству