Пост-Москва. Олег Викторович Петухов
чтобы обокрасть ее или изнасиловать, а, скорее, чтобы то и другое вместе – надругаться, а потом ограбить и убить. В растерянности и полной дезориентации Иван сделал пару шагов к ней и протянул к ней руки, почти машинально, как сомнамбула, в тщетной надежде ее защитить и успокоить, вернуть ей память и, как он стал подсознательно уже думать, вернуть «его Дашу».
– Я люблю тебя, успокойся, – тихо сказал он. Он хотел еще добавить, что это же он, Иван, что она сама позвала его к себе, что она называла его любимым и родным, но она вдруг, не сводя с него своих серых глаз, откинула одеяло и оказалась прямо перед ним во всей красоте молодого обнаженного тела, сухопарого и тренированного, но по-женски сексуально неотразимого.
– Да, – сказала она. – Да! Иди сюда, выеби меня.
Как будто в глубине предутреннего сна, он сделал еще шаг, а она уже расстегивала ему джинсы и стаскивала их вниз, ему на колени, губами жадно присасываясь к его плоти, пока он не возбудился настолько, что не смог контролировать себя и не кончил ей в рот. Даша подержала во рту его хуй еще немного, потом отстранилась от него, облизала губы и спросила:
– Ты доволен.
– Да, милая, – прохрипел он.
В это время в дверь позвонили.
– Я открою? – почему-то спросила Даша у него.
– Конечно, открой, – ответил он.
Она метнулась к двери, даже не одевшись. Щелкнули замки, кто-то вошел в прихожую, грохоча ботинками.
Иван еле успел натянуть джинсы, как в дверях появились полицейские в бронежилетах и с автоматами. Позади них выглядывала голая Даша.
– Этот человек меня изнасиловал! – взвизгнула она. – Он хотел меня ограбить и убить!
2
ФИДЕЛЬ:
До позиции нашего отряда мы добрались без приключений. Ну, почти без приключений, если не считать словесной перепалки с заградотрядом гоп-готов. Но это были просто дети, так что мы и переругивались с ними без особого куража.
Я давно уже ездил по городу на такие расстояния, и эта поездка заставила меня по-новому посмотреть на то, чем он стал за последнее время.
Разруха жилых кварталов на окраинах – и безумная роскошь новых дворцов нуворишей, нищета дворовой шпаны, возведенная в шик и моду, – и вопиющая безвкусица хозяев жизни, окруженных толпами охранников и телохранителей. Белозубые улыбки незаслуженно богатых – и взгляды исподлобья неправосудно обобранных. Это был мой город. Это была моя реальность. Это было мое поле битвы, поле стыда и позора, поле ежедневного проигрыша и вечной надежды на победу и воздаяние.
Я сидел среди боевых товарищей, мы пили кукурузный самогон, травили анекдоты, шутливо переругивались – все было, как обычно, но что-то не давало мне покоя, какое-то неясное ощущение неподлинности бытия, как будто я был не на своем месте, и все мы и каждый из нас был не на своем месте. Или не в своем времени. Или и то и другое вместе.
Вот напротив меня сидит Резиновый Утенок. Редко так бывает, чтобы ник, прозвище абсолютно не подходил к внешности человека. Утенок весил за сто килограммов.