Приматы с планеты Земля. Станислав Владимирович Борзых
выпускников – сплошные сомнения в способности присутствующих помнить то, что случилось в данном учебном заведении с указанными лицами. Неужели нельзя – если уж так надо – просто порой воскрешать образ человека, а не ездить куда-то специально, обычно к чёрту на рога? А ведь есть ещё венки, оградки, водка с чёрным хлебом, а то и лавочки, склепы, целые усыпальницы.
На самом деле смерть вполне естественна и однажды случается со всеми нами, но мы намеренно сделали её скорбной и печальной. Как-то раз я оказался на похоронах на Бали – случайно, а на нарочно. Если кто не знает – это буддистский остров, и обряды погребения, точнее сжигания, там проходят на совершенно другой волне по сравнению с тем, что принято в христианстве. Я и правда видел просветлённых людей, одетых ко всему прочему в белое, которые были по-настоящему рады за покойника, потому что искренне считали, что он – а, может, это была и она – покинул этот неуютный и жестокий мир с тем, чтобы направиться в какое-то иное, более счастливое место – впрочем, нирвана не представляет собой какую-то локацию, а является состоянием. И если кто-то всерьёз полагает, что наше отношению к чему бы то ни было обусловлено именно самой природой адресата, то он или она жестоко заблуждаются, все аттитюды, как и чувства, и эмоции, и взгляды на те или иные события определяются вовсе не тем, что они собой представляют, а тем, как это воспринимается в данной культуре. Т.е. в том числе и грустить мы учимся.
Из этих двух примеров прекрасно видно, что сама по себе смерть не является чем-то горьким или радостным – у неё в принципе может быть множество личин, так, скажем, для патологоанатома она вообще есть просто работа – но становится такой и сякой вследствие определённого мнения окружающих о её характере и природе. А потому и нет какого-то смысла в указанных атрибутах, которые приняты в христианстве и в других религиях, а также во всех прочих сопутствующих этому событию феноменах вне соответствующего контекста. В силу того, что последний по большому счёту случаен, содержательность и необходимость всех этих ритуалов, процедур и прочей мишуры, мягко говоря, вызывают сомнения, если не испаряются вовсе. Но при чём, спросите вы, тут деревья, дома, книги, наследство, которые мы после себя хотим оставить? На самом деле связь здесь непосредственная, поэтому продолжу соображениями следующего порядка.
Во-первых, и это, пожалуй, самое главное. Далеко не очевидно, что – даже учитывая условность текущего момента и господствующих взглядов – после себя надо хоть что-то оставлять. Как уже было указано, любой след имеет свойство со временем стираться, а однажды и исчезать насовсем. Проблема состоит в том, что цивилизация – и мы почему-то начисто забываем об этом – существует всего-то около десяти тысяч лет, и только в её рамках представляется возможным сохранить то, что мы и намерены. Нашему же виду насчитывается порядка двухсот тысяч лет, и нет никакого резона в том, чтобы считать, что города и прочая атрибутика соответствующей жизни есть действительно то, что необходимо