Волжане: Поветлужье. Ветлужцы. Ветлужская Правда (сборник). Андрей Архипов
на Ветлуге, собравшиеся около одного костра, ломали копья словесной битвы не по этому поводу.
Воинов осталось слишком мало. Что такое двадцать-тридцать вооруженных людей на поселение из трех-четырех сотен человек, которые могут и, главное, хотят держать оружие?
Арифметическое сложение – и получившийся результат в семьдесят-восемьдесят воинов, которые уже могут представлять собой грозную силу, не был бы безупречно правильным.
Во-первых, одно поселение было разгромлено. И хотя немногие сумевшие из него бежать жители все еще прибывали к соседям, воссоздать прежнюю общину на новом или старом месте они уже не были готовы. Наиболее боеспособные воины и мастеровые люди были или пленены, или убиты. А оставшихся сорока-пятидесяти человек с двух гуртов без хороших доспехов и весомых боевых навыков хватило бы только на одно столкновение с непредсказуемым результатом.
Поэтому речь старейшин шла либо об отходе на северо-восток к своим родичам, еще несколько столетий назад вытесненных черемисами с ветлужских земель, либо о мирном доживании своего века на исконных землях без помышления о каком-то организованном сопротивлении.
Нет, конечно, если бы чинившие разбой буртасы пришли прямо сюда, их бы встретили воины, преисполненные гневом. И мирные жители тоже встали бы на защиту своих домов. По крайней мере, так кричали, стуча себя в грудь, покрытые шрамами мужи и седые старцы, показывая на полуразрушенный временем тын за своей спиной.
Но выступать малыми силами против кованой рати из настоящих воинов, говорили они, – это просто глупость, даже безумие.
– Лекарь наш, Вячеслав, говорил мне о фазе оскур… обскурц… тьфу… вырождении, значит, – более для себя, чем для Антипа, прошептал ему на ухо Иван. А потом, уже не церемонясь, во весь голос продолжил: – Если короче, то люди с такими мыслями просто дохнут. Ходят по земле, пьют, едят, но такие они больные и слабые, что почти мертвые. Именно такую добычу первую заваливает волчье или лисье племя. Естественный отбор, так сказать. И жен своих, и детей такие людишки за живых не считают… а те, кто в полон попал, для них уже совсем мертвые.
Иван оглядел повернувшиеся к нему гневные лица и медленно, с паузами, продолжил:
– Ты переводи меня, Пычей, переводи. Спроси их, почему они еще не висят на деревьях, завернутые в кору, или, быть может, вы сжигаете своих умерших?! Почему тогда я не вижу большого костра?! Почему я задыхаюсь от мертвячьего духа, который расползается по этой поляне?! А почему вы не закопали своих детей и жен, если, конечно, хороните их в земле?! Вижу, как наяву! Из вас выползают белые толстые опарыши, в вашем разложившемся теле копаются личинки жуков, и мухи откладывают там свои яйца! – Егерь последние слова выкрикивал, брызжа слюной прямо в желтовато-красное лицо с веснушками единственного из воинов нижнего поселения отяков, присутствующего на собрании общин. – Что же ты перестал переводить, Пычей?! Что остановился? Вы все мертвые…
Удар пришелся точно в челюсть, и егеря бросило