Ветер с севера. Симона Вилар
распоряжаться здесь Фулька Рыжего. Вчера Радон велел призвать к себе торговца, но остался разочарован. Тот оказался немым, глухо мычал в ответ, явно не понимая, чего от него хотят, и только крепче прижимал к себе свой короб, будто опасаясь, что Радон позарится на его побрякушки.
Сейчас, когда аббат наблюдал за ним, торговец, покончив с едой, сидел на своем коробе, свесив голову так, что его нечесаная грива скрывала лицо. Внезапно он резко выпрямился и замер, быстрым движением отбросив волосы с лица, а затем оглянулся и напряженно застыл, словно животное, заслышавшее звуки охоты.
Пусть он и нем, но слух у него, несомненно, превосходный. Но что же его насторожило?
Радон поглядел туда, куда устремил взгляд лоточник. За частоколом, едва видимый сквозь клубы дыма очагов и утреннюю дымку, там, где у расщепленного дуба из леса выбегала тропа, возник вооруженный всадник. Сердце Радона болезненно сжалось. Он видел, как свет зари отразился на коническом шлеме, блеснул на стальном острие копья. У Радона перехватило дыхание. Это норманн!
В первый миг аббат подумал о молодежи и монахах, которые разбрелись по лесу. Закрыть сейчас ворота означало бросить их на произвол судьбы. Оставить же створки открытыми, не подперев брусом из цельного дерева и не затянув цепью, значило дать жадным норманнам уничтожить все, чему он, Радон, посвятил всю жизнь.
Другие монахи тоже заметили всадника и взволнованно зашумели:
– Храни нас Господь от ярости и безумия норманнов! – простонал один из них слова обычной молитвы, вмиг ставшие злободневными.
Кто-то заплакал в голос. Радон пытался отдать какие-то распоряжения, но из его горла вырвался лишь слабый хрип, и он бессильно опустился на колени.
Маленький брат Тилпин опомнился первым. Несмотря на свою близорукость, он заметил, что воин в знак мира опустил копье к земле.
– Хвала Создателю! Этот человек не язычник-северянин. Те бестии нападают скопом и всегда неожиданно. Этот же едет один.
Позже Радон, багровый от стыда за проявленное малодушие, хмуро стоял перед спешившимся воином, объявившим, что его послал правитель Анжу Фульк Рыжий, дабы передать, что он сам направляется сюда с отрядом, о чем и надлежит знать настоятелю. Аббат лишь кивнул. Этого воина с черными длинными усами и угрюмым лицом, пересеченным багровым шрамом, он не видел прежде в свите Фулька.
– Ты новый вавассор Анжуйца? – только и спросил он.
Тот кивнул безо всякого выражения.
– Да, святой отец.
Но подойти для благословения не поспешил.
– Мое имя Эврар. Люди зовут меня Меченый – из-за шрама. Я лишь недавно в свите Фулька Рыжего. И мой граф Фульк послал меня вперед с сообщением, что он едет сюда вместе со своим сыном, дабы, согласно давнему уговору, обвенчать его с Эммой, своей племянницей.
Брат Тилпин второй раз за это утро топнул ногой.
– Не дело это – венчать столь близких по крови родственников.