Эрагон. Брисингр. Кристофер Паолини
немало связей между событиями и чувствами, наполнявшими жизнь Слоана, и у него получился не совсем ясный, но все же вполне правдоподобный портрет того, кем был этот непростой человек. Вплетя в свой мысленный гобелен последнюю нить, Эрагон почувствовал, что вроде бы стал понимать даже причины предательства Слоана. В общем, теперь он до некоторой степени чувствовал этого человека.
И не только чувствовал; ему казалось, что он его понимает, что ему удалось вычленить те основы, что составляют личность Слоана, те элементы, без которых он оказался бы совершенно иным человеком. И тут ему на ум пришли три слова древнего языка, которые, казалось, полностью вмещали в себя сущность Слоана, и, ни секунды не думая, Эрагон неслышно прошептал эти три слова.
Слоан не мог этого слышать, однако же вздрогнул, впился пальцами в ляжки, и на лице его возникло тревожное выражение.
Холодные мурашки поползли по телу Эрагона, по его рукам и ногам, когда он увидел, как мясник реагирует на его, Эрагона, раздумья. Он даже попытался найти какое-то объяснение подобной реакции, и каждое из этих объяснений оказывалось более невероятным и запутанным, чем предыдущее. Лишь одно из них в итоге показалось ему более-менее приемлемым, но даже и с ним он никак не мог полностью согласиться. Он снова прошептал три заветных слова, и, как и в предыдущий раз, Слоан беспокойно заерзал и почти неслышно пробормотал: «Кто там топчет мою могилу?..»
Эрагон медленно выдохнул, не в силах поверить собственной догадке. Однако проделанный опыт не оставлял места сомнениям: он совершенно случайно угадал истинное имя Слоана! Это открытие даже слегка ошеломило его. Знать чье-то истинное имя – тяжкая ответственность, ибо это дает полное право властвовать над тем, кому это имя принадлежит. Подобные знания таят в себе множество тайных опасностей, а потому эльфы, например, крайне редко открывают кому-то свои истинные имена, а уж если открывают, то только тем, кому доверяют без оглядки.
Прежде Эрагону никогда еще не доводилось узнать чье-то истинное имя. И он всегда думал, что если это случится, то только как некий дар от того, кого он очень любит, ради кого готов даже жизнью своей пожертвовать. То, что он сам и без согласия Слоана узнал его истинное имя, было просто стечением обстоятельств, и Эрагон оказался совершенно к этому не готов, а потому пребывал в неуверенности, не зная, что с этим знанием делать. Особенно его угнетало то, что истинное имя Слоана он мог узнать только в том случае, если понимал этого человека лучше, чем самого себя, тогда как своего собственного имени Эрагон так и не знал, и у него не было на этот счет ни малейших догадок.
Вот что совершенно выбило его из колеи. Он подозревал, зная природу своих врагов, что о себе самом ему известно далеко не все и это вполне может оказаться для него смертельно опасным. И вот сейчас, в эту самую минуту, Эрагон поклялся себе, что непременно уделит значительно больше времени изучению собственного «я» и попытается все же узнать, каково его истинное имя. Он очень надеялся, что в этом ему смогут помочь