Святая Грусть. Николай Гайдук
старый хрыч, заболтался. Я гармошку возьму, мы споем.
Ребятня засмеялась, помогая Усте Оглашенному ремешки на плечах закрепить. Стали песню разучивать:
Ходит, ходит по земле
Гром, Гром!
Ищет, ищет он себе
Дом, дом…
– А почему у него дома нет?
Юродивый задумался. Поглядел на свой дырявый локоть.
Почему, говоришь? Папку с мамкой не слушал. Расшалился как-то весной, загремел, как черт в порожней ступе. Ну и развалил свой дом… Раскатал по бревнышку. Забодай комар его!
А папка с мамкой выгнали его?
Откуда выгонять-то? Дом развалился.
А как дальше было?
Гром Громолвович в тайгу пошёл. Молния рубила там деревья – помогала ему бревна готовить для нового лома. А тут спиртоносы проходят тайгой. Гром возьми да и выпей спиртяшки. Ну а пьяный – известное дело – дурак. Наломал он дров тогда в тайге, ох наломал… Так что вы, ребятки, вина не пейте, а то будете без дома не хуже Грома. Ну, давайте дальше песенку разучивать… А если нет, могу вам показать пылинку…
То ли мы не видели её?
Кто видел?
Все видели!
Ты за всех не отвечай. Ты видел? Ну, скажи, сколько лапок у нее? Сколько крылышек?
Ничего там нету-ка.
Посмотрим. – Устя Оглашенный гармонику поставил на пенёк. Наклонился и поймал пылинку, поднявшуюся на крыло. Стеклышко пузатое какое-то из кармана достал. Ребятишки поглядели – ахнули.
Глазёнки видно! Братцы! Глазёнки у нее!
Крылышки! Во, ё-моё!
А я что говорил? Ну, хватит ее мучить, пускай она летит своей дорогой. А вы запомните, мои хорошие: любите свою землю, берегите каждую пылинку, каждую росинку – у них у всех душа, не обижайте!
Оглашенный говорил и говорил – не переслушаешь. Целыми днями, целыми неделями Устя бродит по горам и долам. Намолчится в одиночестве, соскучится по людям – особенно по ребятишкам – и тогда его не остановишь. Краснобаем становится – диву даешься.
Горячим дыханием ветра осушило проселки, тесовые крыши соседних селений. Солома тихонько запела на крышах, причесалась, привела себя в порядок. Деревья на околице поправили юбки, переворошенные грозой. Пастуший костерок в лугах – промокший до смертушки, чахоточно чадящий из последних сил – заискрился вдруг, запламенел, вырастая с каждою минутой. Бурая глина закурилась на береговых обрывах, наискосок распиленных дождевыми потоками. В глубине – под корягами – сазаны повеселели, вороша, как вёслами, тяжёлое течение Хрусталь-реки. Золотыми слитками, красноглиняными комками сазаны вспухали на поверхности, бурлили воду, светлою верёвочкой закручивали воздух и утягивали на дно – пузырьки выскакивали, с тихим звоном лопались.
Солнце припекало, протыкая воду, землю… И скоро земля задышала, как брага, с которой сняли тугую крышку… Пир на весь мир начинался на землях Святогрустного Царства – ещё один весенний добрый день, подаренный Господом Богом.
Эх, побольше бы, ребята, нам таких деньков!
Однако