Юсупов и Распутин. Геннадий Седов
Лежал с ногами на койке, перечитывал – в который раз! – пришедшее накануне письмо от любимого. Занят учебой, скучает, считает дни, когда увидятся. Стихотворение в конце:
«Ты сам не знаешь, как прекрасен,
Красив, коварен и опасен.
Ты сладкий сон моей мечты,
В душе моей один лишь ты.
Ты сам не знаешь, как прекрасен,
Дурман любви твоей опасен,
Я светлячком лечу в него,
Исполнен чувствия сего.
Ты сам не знаешь, как прекрасен,
В груди моей огонь не гаснет,
Тоскует сердце по тебе.
Как будто бы стрела во мне.
Ты сам не знаешь, как прекрасен,
Во мне клокочет буря страсти,
Твой образ мнится мне во сне.
Он в каждой ночи, в каждом дне»…
«Милый друг! – прижал он к губам пахнущий знакомыми духами листок. – Как я по тебе скучаю!»
Гостиная к вечеру полна студентами. Пили, пели, болтали до утра. В считаные дни он со всеми перезнакомился.
Потекли дни учебы. С утра ненавистный холодный душ, плотный завтрак, студенческая аудитория со старинными портретами на стенах: Исаака Ньютона, Чарльза Дарвина, Майкла Фарадея. К наукам его не тянуло: слушал вполуха лекторов, что-то записывал в тетрадь. Плавал после полудня в закрытом бассейне или играл в лаун-теннис, в котором на удивление быстро преуспел. Дальше священное для англичан чаепитие между ленчем и обедом – «файф-о-клок». Все расходятся по комнатам, чтобы позаниматься наедине – полистать конспекты, почитать.
Находилось время для досуга. Обедал периодически в русском посольстве, посещал семью опального великого князя Михаила Михайловича, женатого на графине Торби, побывал на выставке русских художников, был в королевском театре Ковент-Гарден на представленном Дягилевым в рамках Русских сезонов «Лебедином озере» с волшебной Аннушкой Павловой. Сидели после спектакля в ресторане – он, Аннушка, Томочка Карсавина. Болтали, веселились. Под парами шампанского он позволил себе грубоватую шутку в отношении общей знакомой, примадонны петербургского балета Кшесинской. Незадолго до этого она гастролировала в Лондоне, танцевала в паре с Нижинским балетный дивертисмент и любимую публикой «Русскую» в жемчужном кокошнике, имела ошеломительный успех и великолепную прессу.
– Как она управляется, живя одновременно с двумя великими князьями, дядей и племянником? – спросил смеясь. – Дарит радости по расписанию? Использует кроме парадного запасной вход?
Аннушка в ужасе заткнула уши, Карсавина возмутилась.
– Фи, Феликс! – воскликнула. – Что вы себе такое позволяете? Ужас что! Не ожидала от вас! Анна, я ухожу! – поднялась рывком из-за стола.
Он пробовал в другое время с ней объясниться, звонил по телефону в отель, где остановилась труппа – разговаривать с ним она отказалась…
Зима в тот год выдалась в Лондоне особенно суровой.