Страх (сборник). Валерий Белкин
спастись решила.
– Так давно же!
– Ну и что, там было лучше.
– Много денег надо?
– Много, да он богатый.
– Кто?
– Друг мамы, немец, у него их куча.
– Ну вот видишь. Он мужчина, просто обязан.
– Да бьет он ее, этот мужчина.
Вильгельм растерялся. Он не знал, что сказать, как сказать, как утешить. Попросить прощения – но в чем!? Ян пододвинулся к нему.
– Да вы не бойтесь… это у меня… иногда… так странно здесь, – он боязливо прикоснулся тонкими пальцами к вискам. – Вроде уже normalisiert, а сегодня снова…
Лампочка на подоконнике вдруг несколько раз мигнула. Вильгельм подошел, поправил шнур.
– Ночь такая теплая, настоящее лето.
– А в Берлине всегда лето и зеленая трава. Как жаль, что моя бабушка это не видит, – помолчал, добавил: – и никогда не увидит.
– Ну зачем так печально?! Надо настоять – и деньги вышлют, она же дочь!
– Спасибо, – Ян поспешно поднялся.
– Ну что ты…
– И все равно спасибо, – благодарно улыбнулся Ян.
Внизу молодой дежурный посочувствовал Вильгельму, пожелал доброй ночи.
Дома слово в слово передал жене беседу с пациентом, уняв ее нетерпение. Она предупредила, чтобы ни в коем случае не вздумал брать на себя оплату лечения чужого человека.
В следующее майское воскресенье сын с друзьями устраивали пикник. И Вильгельм настоял, чтобы взяли Яна. Позвонил в клинику, в ответ услышал: «Спасибо, я рад».
Ранним утром ребята с шумом собрались и уехали. Вернулись поздно, позевали и разошлись, вставать рано.
Он проснулся за час до звонка, синдром понедельника. Свет уже проник в спальню, тело сопротивлялось и дальнейшему сну, и бодрствованию. «И Яна ждет такая же морока, не уберечь», – и охватило странное чувство, словно он родил этого ребенка.
Сын сделал фото с пикника. Отец попросил для своего воспитанника. Взглянув на снимок, Вильгельм содрогнулся от хамства друзей сына к его мальчику, чуть не кинулся с кулаками на Грегора.
– Отец, успокойся! Ты сам просил, мы и взяли больного.
– Вы… вы что, не могли иначе?
На работе томился, не находил себе места. Вечером помчался в клинику, а в теле пульсировала одна-единственная мысль: «Ничего не бойся, я с тобой, я с тобой, ничего не бойся…»
В палате, задыхаясь, спросил:
– Ну что ж ты так, что ж ты?
– Как, вы о чем?
Ян лежал, свернувшись эмбрионом, Вильгельм лихорадочно поискал глазами одеяло, чтобы накрыть мальчика. Пижама на спине скомкалась, одна штанина задралась и обнажила беззащитную щиколотку. Не нашел и упрямо продолжал вскрикивать:
– Вот, вот, смотри! Посмотри, я прошу!
Ян послушно сел, посмотрел на фото:
– Играли, проиграл, бывает, – произнес безучастно.
И Вильгельм испугался. Взгляд отсутствовал, его просто не было – как зверек, забрался так глубоко, что не дозовешься. Растерянно добавил:
– Ты… ты зря допустил… Ты же мужчина, боец.
– Да?
– Конечно же, – горячо заговорил Вильгельм, – развернулся бы и дал всем в лоб!
Пациент