В её глазах. Сара Пинборо
сдерживаемую злость и обиду. Лицо у него все еще мрачное. С таким же успехом мог бы выпятить нижнюю губу и тем ограничиться.
– Я хочу поехать во Францию с папой. Хочу есть улиток и купаться в море. Не хочу торчать здесь и ходить в летнюю школу, пока ты пропадаешь на работе.
– Я не все время на работе.
Его гнев задевает меня, и его слова тоже, потому что в них есть доля правды. Я не могу взять на лето отпуск, чтобы провести его с собственным ребенком, как многие другие матери.
– Ты много времени на работе. – Он негромко сопит носом и отворачивается от меня. Плюшевый Паддингтон, которого он по-прежнему крепко сжимает под мышкой, смотрит на меня поверх его худенького плечика с почти извиняющимся видом. – Ты не пускаешь меня, потому что ты противная.
С упавшим сердцем я смотрю на него. Это правда. До последнего слова. Адам прекрасно провел бы время во Франции. И его не было бы всего четыре недели, и это во многих отношениях действительно облегчило бы мне жизнь. И все же при мысли об этом я по-прежнему чувствую, как будто мне в сердце всадили нож. Да, моя жизнь стала бы легче, но при этом она сильно опустела бы.
Несмотря на его демонстративно холодный вид – он даже повернулся ко мне спиной, – я наклоняюсь и целую его в макушку. Стараясь не замечать его напряженной позы, вдыхаю чудесный запах чистоты, который принадлежит только ему, и никому больше. «Я всегда буду его матерью, – напоминаю я себе. – Лиза никогда меня не заменит».
– Я подумаю, – произношу я очень тихо, уже стоя на пороге, перед тем как выключить свет.
Отпустить его в эту поездку было бы правильно. Я отдаю себе в этом отчет, но когда я наливаю себе бокал вина и падаю на диван, мне по-прежнему хочется плакать. Целый месяц. За это время столько всего может измениться. Адам наверняка вернется подросшим. Я лишусь месяца чудесного времени, пока он еще изъявляет желание ласкаться, держать меня за руку и радуется тому, что он мой малыш. Я и глазом моргнуть не успею, как он превратится в подростка, сегодняшний скандал – это первый звоночек. Он вырастет, уйдет от меня и будет жить своей собственной жизнью, а я, скорее всего, так и останусь в этой крохотной клетушке, буду выбиваться из сил, чтобы удержаться на плаву в этом городе, жить в котором мне не по карману, общаясь с жалкой горсткой сомнительных друзей. Также мне ясно, что в приступе острой жалости к себе я все преувеличиваю и что на самом деле я все еще перевариваю сообщение о Лизиной беременности и пытаюсь понять, каким образом она отразится на моей жизни. Я не думала, что Иэн решится еще на одного ребенка. В первый раз он, кажется, не слишком всем этим интересовался.
И вдруг я понимаю: я была для него тренировочной женой. Мы с Адамом были для него тренировочной семьей. Когда полотно его жизни будет соткано, мы останемся всего лишь пробными рядами в самом начале. Мы не войдем в основной узор.
Это странная и грустная мысль, а я не люблю странные и грустные мысли. Поэтому наливаю себе еще вина и принимаюсь строить планы, чем займу эти четыре недели. Можно было бы выбраться