В её глазах. Сара Пинборо
Нервы у меня на пределе; я чувствую, как от обиды перехватывает горло. Теперь я точно ни за что не стану рассказывать ему про поход в кафе с Аделью. Во всяком случае, пока он не отошел. Даже и не помню, когда мне в последний раз удавалось так кого-то разозлить, не сделав ровным счетом ничего предосудительного. Так вот что скрывается за его лощеным фасадом? В мою голову закрадывается подозрение: не поэтому ли Адель скрывает от него своих подруг?
– Я хотела спросить, не сделать ли вам кофе, – произношу я, изо всех сил стараясь высоко держать голову. – Но, вижу, вы уже сами обо всем позаботились.
С этими словами я разворачиваюсь и с ледяным достоинством выхожу, бесшумно закрыв за собой дверь. Это самое большее, что я могу сделать, чтобы не потерять работу, но на самом деле мне куда сильнее хочется выскочить из его кабинета, с грохотом хлопнув дверью. Опустившись за свой стол, я обнаруживаю, что меня трясет от гнева. Я не сделала ничего плохого. Как он посмел так со мной разговаривать? Так меня унижать?
Если я и испытывала какие-то угрызения совести по поводу похода в кафе с Аделью, от злости они отступают на второй план. И вообще, что было между мной и Дэвидом? Один жалкий поцелуй? Этим все и ограничилось, к тому же то воспоминание с каждым днем все больше походит на сон о чем-то, чего никогда не было на самом деле. На фантазию. И потом, мы с Аделью, скорее всего, рано или поздно все равно бы встретились. На рождественской вечеринке или еще где-нибудь. Так не все ли равно, если мы с ней уже успели познакомиться по воле случая.
– Я же тебя предупреждала. – Подошедшая Сью ставит мне на стол совершенно забытую чашку с чаем. – Не принимай близко к сердцу. Ты же знаешь мужчин. В глубине души они все скандальные дети. – Она наклоняется ко мне. – В особенности богатенькие баловни судьбы.
Я смеюсь, хотя в глубине души все еще испытываю обиду на то, как несправедливо со мной обошлись.
«Возьми себя в руки, Луиза, – говорю себе я и, включив компьютер, начинаю рабочий день. – И делай свою работу дальше. Адель все равно никогда больше о тебе не вспомнит, а Дэвид твой начальник».
В полдень появляется семейство Хокинз. Сразу бросается в глаза, что пациент, Энтони Хокинз, двадцати одного года от роду, пришел сюда не по своей воле. Его родители, несгибаемые представители верхушки среднего класса, возрастом ближе к концу шестого десятка, вносят с собой облако запахов: дорогая пудра, духи, одеколон. Оба хорошо и со вкусом одеты: на нем костюм, на ней дизайнерская блузка с юбкой и нитка жемчуга. Но я не могу не заметить, какой потухший у нее взгляд. Провожу их в приемную, напоминающую салон в элитном клубе. Жена присаживается в мягкое кресло, устроившись на самом его краешке. Муж остается стоять, спрятав руки в карманы, и молодцеватым тоном меня благодарит. Несмотря на всю его чрезмерно самоуверенную сердечность, понятно, что ему нравится здесь не больше, чем их отпрыску.
Энтони Хокинз худ, даже слишком худ, он постоянно вздрагивает и подергивается от тика, а его глаза, полные первобытной ярости существа, загнанного в угол и готового