Мошенник из Багдада. Григорий Кац
свою руку на моей голове.
Я отошел в сторону и жарко помолился за милость Аллаха, а облегченный – вышел на двор, где меня ждал граф фон Готлиб и мой наиб Борис. Посол без лишних слов пригласил меня в свой экипаж, который назывался автомобиль. Этот автомобиль был гораздо просторнее, чем тот, на котором я ехал с Борисом. Борис при сем был в качестве толмача и переводил быструю речь посла на персидский.
Речь графа состояла только из вопросов, на которые мне предстояло ответить. Во-первых, откуда я веду знакомство с доверенным мирзой падишаха, хакимом Османом? Во-вторых насколько я близок с мирзой и вхож ли во дворец? Готов ли я выполнять секретные поручения посла? И напоследок граф строгим голосом сказал, что если я шпион падишаха, то он прикажет зажарить меня на медленном огне и тушу мою завернуть в свиную шкуру, чтобы Аллах отверг меня от себя на веки вечные. При его последних словах я горько заплакал, потому что правоверному нельзя приближаться к проклятому животному, свинье, тем более после смерти предстать перед Создателем, оказавшим мне столько милостей, в таком неподобающем виде.
Видя мои слезы и узнав у Бориса их причину, граф фон Готлиб смягчился и сказал, чтобы я подготовил меморандум на мои вопросы и представил ему не позднее завтрашнего дня.
Мы с Борисом покинули колесницу посла и отправились в караван-сарай пешком. По дороге мы завернули в посольство, и Борис показал мне мое рабочее место. В комнате было человек пятнадцать пустодомов, которые строчили что-то на больших листах бумаги. Пройдя далее к кассиру, Борис сказал, что мне установлена плата – двадцать туманов в месяц плюс квартирные. Аванс, который его светлость кассир выдал мне, был как раз кстати, так как карманы мои после покупки «кустюма» и «пуфель» были пусты.
Придя в караван-сарай, Борис первым делом рассказал, как мне поступать, если потребуется говорить по-русски. Он указал простой способ – писать арабскими буквами все то, что я хочу сказать по-русски. Мы тут же принялись за составление меморандума, и Аллах опять оказался на моей стороне. Все, что я пересказал Борису по-персидски, он по буквам заставил меня записать арабской вязью. Услышав своими ушами русскую речь, которую я без запинки читал по-арабски, я был в восторге и посчитал себя уже русским.
Заставив несколько раз прочитать написанное, он удовлетворенно кивнул, и мы отправились обедать. После обеда Борис отправился по делам посольства, а я сел переписывать свой меморандум, тщательно выводя русские буквы на слух. Из моего сочинения послу станет известно, что хаким Осман был давний короткий приятель моего отца, с которым он служил падишаху в одной из войн. И что после продажи цирюльни хаким взял меня своим помощником. Еще я добавил, что, работая брадобреем, я заимел в Багдаде кучу друзей и почитателей, и готов выполнять любые приказы его светлости графа посла.
Борис, придя вечером в караван-сарай и прочитав мои письмена, немало удивился моей