Десять жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин. Иван Просветов
этом не ведали в русском штабе, и потерю некоторых позиций Куропаткин расценил как угрозу окружения. 21 августа он приказал отступать.
Ян оставил лишь четыре странички воспоминаний о войне и один журнальный рассказ, хотя был награжден «за отличия в делах против японцев» орденом Святой Анны III степени с мечами.
Что за особые поручения он выполнял? В формулярном списке Янчевецкого упомянуто: «28 августа 1904 г. командирован на линию Забайкальской и Средне-Сибирской железных дорог для выяснения на месте, где и какие задержаны в пути частные грузы, выписанные местными торговыми фирмами для нужд Приамурского края и направленные по планам Главного штаба с воинскими эшелонами, а также для принятия мер к дальнейшему передвижению этих грузов по назначению»[22]. Задание ответственное, но не для деятельной натуры. Иные поручения, по всей вероятности, были, но какие – неизвестно.
Василий мог видеться с братом в Хабаровске, куда тот вернулся в сентябре, посчитав законченной свою работу по организации издания «Вестника». Мог получать письма от Сигмы, в июле 1904-го оставившего «Новое время» и уехавшего в Маньчжурию. Сыромятников, ставший чиновником особых поручений адмирала Евгения Алексеева – главнокомандующего на Дальнем Востоке, видел отступление от Ляояна. «Солдаты шли, не оглядываясь на нас. Под гипсовыми масками их сумрачных лиц чувствовалась не одна лишь усталость, но и глубокая, затаенная обида… В Телине, на станции, я встретил начальника дворянского отряда. Он мне доказывал, что больше ничего мы в Маньчжурии сделать не можем… А вечером один офицер рыдал, причитая: «Помилуйте, за что же это, за что? Всю сотню под шрапнель поставили. Всю мою сотню… Нет сотни… Ведь он болван, болван, как может сотня против батареи…» И слезы текли по его лицу, горькие и пьяные»[23]. Трагедия повторилась в октябре у реки Шахэ – на 14-й день сражения Куропаткин приказал армии вернуться на оборонительную линию. «Мы потеряли 45 000 человек неведомо зачем, – негодовал Сыромятников. – Ни одного проблеска таланта с нашей стороны нет. Мы осуждены на то, чтобы давить численностью, тяжестью мужичьего мяса. А с нами сражаются умом и талантом… Единственный генерал здесь, который умеет бить японцев, – Мищенко. Я спрашиваю, отчего не дадут ему корпуса. «Помилуйте, как можно, он не генерал-лейтенант». Что же вам нужно? Бить японцев или содержать негодных генерал-лейтенантов?»[24]
Адмирал Алексеев после Шахэ подал в отставку. По решению Николая II на посту главнокомандующего его заменил… генерал Куропаткин.
Приамурский генерал-губернатор Линевич отбыл из Хабаровска командовать 1-й Маньчжурской армией. Уже из штаба он распорядился командировать в свое распоряжение Дмитрия Янчевецкого и направил его в армейскую разведку как владеющего китайским языком и знакомого с местными условиями[25]. А Василий остался в Хабаровске – 12 ноября он был утвержден штатным младшим чиновником особых поручений. Перевода на фронт он добился лишь спустя