Правда гончих псов. Виртуальные приключения в эпоху Ивана Грозного и Бориса Годунова. Владимир Положенцев
Что там с Ригой?
– Стоим, государь, в 50 верстах. Ежели бы не шведы, давно бы уж взяли. Они по ту сторону, на взморье. Посольство к тебе литовское собирается. Хотят Ливонию-то поделить между ляхами, шведами и нами.
– Что об том думаешь?
– Нам крохи предложат. Не потребно идти на сговор, Сигизмунд с королем Эриком все одно обманут. Меж собой дерутся, а главный враг – мы. Вышибли бы и шведов из Эстляндии, взяли бы Ревель, да сил маловато. Так что надобно делать так, как ты указал Земскому собору – воевать до полной победы.
– Да куда мне, убогому, земству указывать. Ты, Федор, со сродственниками постарался, уговорил.
Басманов зарделся, потупил глаза. Он очень любил, когда его Иван хвалил. А еще когда гладил по голове своими крепкими, длинными пальцами, перебирал ими его черные кудри. Теперь же понимал, что царь не намерен предаваться нежностям. А потому продолжил по-деловому:
– Главное, чтоб хан Девлет Герай опять в спину не ударил. В прошлом году от Болхова-то отступил, а теперь не знамо что учинит. Может, снова на Рязань пойдет, а то стразу и на Москву. Важно, что ты цел.
Царь помолчал, выпил вина.
– Ты, Федька, в слободе останешься. Пока я не вернусь. Следи, чтоб в эти палаты ни одна душа, кроме Малявы не наведывалась. Ни Филипп, ни Темрюковна, никто. Костьми ложись, но не пущай. Все должны быть уверены, что я здесь и тихо отхожу.
Басманов вскинул брови:
– Куда же ты собрался, государь? Возьми с собой.
– Верю тебе, но не надеюсь. Токмо на себя надеюсь. Никто кроме меня жало аспидное не вырвет. В Москву утром в монашеском наряде пойду. Один. Там измену искать стану. И это всё! Как сюда сейчас незаметно пролез, чуть свет меня и выведешь. Маляву я предупрежу. Принеси мне схиму странствующую, она в келье храма Богородицы. Позови сюда сотника Лямова, скажу ему, что в страже теперь ты главный.
– А он-то не проговорится?
– Я ему уже однажды объяснил – ежели пасть откроет, всё его семейство в кипятке сварю. Да ты еще попугай.
– Узнают тебя, государь, и в обличье чернеца.
– Бороду сбрею.
– Как же, инок и без бороды?
– Кому какое дело! Все, уймись, делай что велено.
Ранним утром из потайной калитки Александрова кремля вышел высокий, согбенный монах с надвинутым на лицо черным капюшоном. Он опирался на простую деревянную палку, за спиной его была небольшая дерюжная котомка. Монах быстро обошел стороной село и через овраг, опушкой почти опавшего леса, вышел на дорогу. Здесь он сбавил шаг и уже не торопясь направился в сторону Москвы.
Неожиданные повороты
– Кажись, пожаловали людишки Скуратовские, – потер руки Василий Губов, наблюдая за происходящем на дворе в край окошка. – Ну, да, вон Бакуня, а с ним еще с пяток лбов, что у Малюты на побегушках.
По дороге в Москву Василий с Борисом наметили приблизительный план действий. Несмотря на немалую разницу в возрасте,