Разноцветье детства. Рассказы, сказки, очерки, новеллы. Геннадий Мурзин
Стрелялку, да?
– Ну, что ты, Муська! – восклицает Дарья. – Я – девочка!
– Мяу-у-у… – Муська фыркает и встряхивает головой. – И что из того?
– Знаешь, какая игра?
– Расскажи и узнаю тогда.
– Игра называется «Маленькая няня».
Муська потягивается, потом зевает.
– Пожалуй, скукотища.
– А вот и нет! – возражает Дарья. – Мне надо так подготовить ко сну ляльку, чтобы, не капризничая, сразу уснула: помыть в ванной, обтереть полотенцем, хорошо запеленать, покормить из бутылочки, покачать на руках, успокоить, значит, и уложить в постельку.
– Ур-р-р… Получается?
Девочка отрицательно мотает головой.
– Нет… Беспрестанно верещит… Я научусь, обязательно.
Муська щурит глаза и признательно урчит.
– И меня, мяу-у-у, не забыли, знаешь?
– Догадываюсь, – отвечает девочка и хитро подмигивает.
– Мяу… Попробуй угадать с трех раз, что мне подарили?
– Попробую угадать с одного раза. Пожалуй, – девочка притворяется, что думает, – твоих любимых карасиков.
Муська крутит головой и фыркает.
– Мяу-у-у… Так нечестно. Подсмотрела, да?
– Я угадала.
– Карасики, знаешь, какие вкусные? Мр-р-р, мр-р-р, мр-р-р.
Дарьюшка разговаривает с Муськой, а не забывает прислушиваться к голосам, глухо доносящимся с кухни. Она слышит, как отец что-то говорит, а мама звонко в ответ смеется.
На лице Дарьюшки счастливая улыбка.
6
Потом – общий праздничный стол. Весело все лопали вкуснотищу – рождественский пирог с гусиной начинкой.
Дарьюшка, склонившись, смотрит под стол: там Муська, хрустя косточками, приканчивает гусиное крылышко. Муська, оторвавшись на секунду от столь приятного ей занятия, смотрит на Дарьюшку. Дарьюшка понимает ее говорящий взгляд.
– Мр-р-р… Обалденное крылышко, – облизнувшись, Муська отворачивается и принимается за старое.
И все – счастливы!
Мальчонка с горочки скатился
Годы Олега Васильевича Карамышева, подбираясь к восьмидесяти, не щадят: ноги плохо слушаются, в висках постоянно какие-то молоточки стучат, одышка при ходьбе, откуда ни возьмись, объявилась. С глазами также не все ладно. Пару-тройку лет назад, кажется, еще был ничего: все ночное рождественское богослужение выдерживал, а сегодня…
– Господи! Прости меня, грешного.
Произнес он вслух и тяжело заворочался в постели. В изношенных суставах ног что-то захрустело. В спальной – полумрак. Значит, снова пасмурно. Без сверки с будильником. стоящим на тумбочке у изголовья, знает: не меньше, как десятый час. Встал бы, да слабость какая-то. К тому же мысли нехорошие, путаясь и цепляясь одна за другую, ворочаются в пустой (так он считает) голове.
Старик прикрыл было глаза, надеясь, что удастся еще чуть-чуть подремать, но услышал легкие стуки в дверь его спальной. И гадать ему не надо: