Крымская война. Соотечественники. Борис Батыршин
немало проверенных товарищей для налаживания деятельности подполья.
Одним из них стал Петр Макарьев (партийный псевдоним Евгений). Он примкнул к большевикам 20 февраля, за пять дней до отречения царя. Дальше был Октябрь, служба в ЧК и, наконец, – личное распоряжение начальника Особого отдела ВЧК Кедрова, согласно которому «товарищ Евгений» направлялся на подпольную работу в Крыму.
Большевистское подполье переживало тяжелые времена. По полуострову прокатилась волна арестов; в Севастополе уцелело лишь три ячейки, и одна из них в порту, и Макарьева переправили туда – восстанавливать организацию. Германская война, революции, мобилизации, смуты произвели среди мастерового люда катастрофические опустошения. Макарьева взяли без расспросов, только работай! И он работал, да так, что начальник механического участка нарадоваться не мог на толкового подчиненного. А «товарищ Евгений» тем временем укреплял связи между ячейками, привлекал к работе новых товарищей, налаживал сообщение с «центром». К октябрю 20-го подполье крепко встало на ноги и собиралось встречать войска Фрунзе, хлынувшие в Крым через прорванные укрепления Турецкого вала.
И вот только проводили последние транспорта с войсками, только собрались брать власть – на тебе, сюрприз! Два корабля под Андреевскими флагами, солдаты в непривычной, пятнистой, как лягушачья кожа, амуниции… Митяй, до ночи проторчавший в порту, принес тревожные новости.
– Как это – броневики выгружают? – недоумевал дядя Жора. – Наши, портовые, еще третьего дня порвали зубчатые передачи у кранов! Инженера́ с беляками сбёгли, не могет того быть, чтобы они краны так скоро починили!
Подпольная ячейка заседала на конспиративной квартире по Карантинной улице, на квартире рабочего, клепальщика из паровозного депо.
– А на кой ляд им ваши краны? – уныло отзывался Митяй. – Ихняя посудина к берегу приткнулась, нос у ей надвое раскрылся, как ворота, – вот ей-ей, не брешу! – и оттуда как попрет! Броневики, две таньки – вместо колес ленты стальные, на каждой башня, круглая, плоская, пушка торчит. Дли-ин-ныя! И еще грузовики, агромадные, на шести колесах, сверху хренотень какая-то под брезентами. А солдаты – в жисть не видал таких! Каски как кочны капустные, лица тряпками затянуты, только дырья для глаз. Очки на лбу вот такие, с ладонь, винтовки непонятные, и не винтовки это вовсе! Оцепили свои машины, никого не подпускают – и все, без матюгов, без зуботычин! Вежливо так подтолкнут, а у самих глаза лю-у-тыя, не приведи бог заспорить с таким! У каждого ножик на груди висит, кобур с леворвертом, кармашки повсюду нацеплены. Взглянешь на такого – душа в пятки уходит!
– Ты, Митяй, прекращай панику! – построжел Макарьев. – Не большевистское это дело. Броневиков много насчитал?
– С десяток. Оне дюже разные – которые с четырьмя колесьями, а которые и с восемью. Колесья – в мой рост! На одном коробка, навроде рупоров, в какие команды подают. Как заорали – я чуть не оглох, до сих пор в ушах звенит!
– А что орали-то? – поинтересовался дядя Жора.
– Щас… – Митяй наморщился. – Во: «Жители Севастополя! Во