Октябрь. Чайна Мьевиль
старинного города Пскова командовал генерал-адъютант Рузский. На встречу царя генерал-адъютант опоздал, выглядел издерганным, был резок и обут в резиновые сапоги. Такое возмутительное пренебрежение принятым церемониалом было на грани неприличия. Царь, однако, воздержался от каких-либо замечаний. Он позволил генерал-адъютанту свободно изложить свое мнение и попросил дать оценку ситуации.
«Прежние способы, – осторожно высказался Рузский, – уже изжили себя».
«Возможно, – предположил он, – царь мог бы принять такую форму власти, как «монархическая власть наряду с управлением правительственным аппаратом»?»
Конституционная монархия? Этот явный намек словно привел Николая II в состояние озарения, которое напомнило ему о его предназначении. Он пробормотал, что для него это «непостижимо». Чтобы согласиться на что-то подобное, ему следует переродиться.
В 11.30 вечера, когда Петросовет и думский комитет были готовы провести в Петрограде встречу, Николай II получил телеграмму, которую генерал Алексеев направил ему несколько часов назад, отзывая с фронта войска.
«Невозможно, – прочитал Николай II, – просить армию оставаться спокойной и вести боевые действия, когда в тылу происходит революция».
Генерал Алексеев просил царя назначить кабинет национального согласия, умоляя его для этого подписать проект манифеста, который в срочном порядке подготовили члены думского комитета и поддержкой которого они заручились – в том числе, со стороны двоюродного брата царя, великого князя Сергея Михайловича.
Для царя это было жестоким ударом от преданного генерала Алексеева. Он задумался. Наконец он вызвал генерал-адъютанта Рузского и велел ему передать Родзянко и генералу Алексееву свое согласие на то, чтобы Государственная дума сформировала правительство. Затем он телеграфировал генерал-адъютанту Иванову, отменив свой прежний приказ и распорядившись, чтобы тот не выдвигался к Петрограду.
К тому времени это указание, как и тот, кто его отдал, было уже излишним.
В полночь 1 марта члены Петросовета Николай Суханов, Николай Чхеидзе, Юрий Стеклов и Николай Соколов перешли из одного конца Таврического дворца на другой. Дело заключалось в том, что у Суханова возникла идея, которую нельзя было назвать ни совершенно законной, ни совершенно незаконной. Они должны были встретиться со своими думскими коллегами, чтобы обсудить условия поддержки Петросоветом захвата власти Государственной думой.
Суханов, примыкавший к левому крылу меньшевиков, был умным, желчным, язвительным человеком. У него была удивительная способность оказываться свидетелем и участником важнейших событий этого исторического года. По его воспоминаниям, эта ночь изобиловала яркими эпизодами.
Под высоким потолком зала заседаний Государственной думы все было засыпано грязными окурками и бутылками и наполнено запахом недоеденной пищи, который заставлял сглатывать слюну проголодавшихся