Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов. Эмилио Сальгари
миссия окончена, синьора, наша партия сыграна. Я снова становлюсь врагом христиан, а вы – врагом турок…
– Не говорите так, Мулей-эль-Кадель, – прервала его девушка. – Как вы не забыли, что я спасла вам жизнь, так и я не забуду вашего великодушия.
– Любой на моем месте поступил бы так же.
– Нет. Вот Мустафа никогда не смог бы забыть, что он прежде всего мусульманин.
– Визирь – это обычный тигр, а я – Дамасский Лев, – с гордостью ответил турок.
Затем, сменив тон, продолжил:
– Я не знаю, синьора, чем кончится ваше приключение и как вы, женщина, хотя и гордая и смелая, сможете освободить господина Л’Юссьера. Боюсь, вам придется столкнуться с большими опасностями, поскольку весь остров сейчас в руках моих соотечественников, а они во все глаза следят за любым иностранцем из страха, что он христианин. Я оставляю вам своего раба Бен-Таэля, человека верного и отважного, не менее чем Эль-Кадур. Если когда-нибудь вы окажетесь в опасности, пошлите его ко мне, и клянусь, синьора, я попытаюсь сделать все от меня зависящее, чтобы спасти вас.
– А ведь вы только что сказали мне, Мулей, будто снова стали врагом христиан.
– Вы неправильно поняли меня, синьора, – ответил он и вспыхнул. – Капитан Темпеста не уйдет так быстро из моего сердца…
– А может быть, герцогиня д’Эболи? – лукаво спросила девушка.
Сын паши не решился ответить. На несколько мгновений им словно овладела какая-то глубокая и мучительная мысль. Потом, встряхнувшись, он протянул герцогине руку и сказал:
– Прощайте, синьора, но не навсегда. Надеюсь, в тот день, когда вы будете покидать остров, чтобы вернуться на родину, мы встретимся.
Он опустил голову, крепко стиснул маленькую руку и поцеловал ее, может быть, более долгим поцелуем, чем следовало, прошептав при этом:
– Такова воля Аллаха.
Потом, не оглядываясь, быстро спустился по веревочному трапу и спрыгнул в шлюпку, которая уже ждала у правого борта.
Герцогиня стояла неподвижно, тоже, казалось, о чем-то задумавшись. Когда же она обернулась, шлюпка уже коснулась берега.
Сделав несколько шагов по направлению к корме, где дожидались ее приказаний папаша Стаке и Никола Страдиот, она оказалась перед арабом, который смотрел на нее с бесконечной нежностью.
– Что тебе, Эль-Кадур?
– Снимаемся с якоря? – спросил он, и голос его дрогнул.
– Да, отплываем тотчас же.
– Так будет лучше.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что турки гораздо опаснее христиан и от них надо держаться подальше, синьора. И особенно опасны… турецкие львы.
– Может, ты и прав, – отвечала герцогиня, с досадой тряхнув головой.
Она подошла к грот-мачте и сказала папаше Стаке, который разговаривал с греческим капитаном:
– Поднимайте якорь и ставьте паруса. Будет лучше, если мы еще до рассвета окажемся далеко отсюда.
– На такелаж! – скомандовал старый помощник капитана флота Венецианской республики голосом, достойным капитана. – И поторапливайтесь,