Срыв. Степка Воробей
спрашивал себя, как же она, при его скудном пасторском жаловании и самодурстве рыночных цен, умудряется сводить концы с концами, и никогда не находил ответа. В доме всегда всё было в порядке и даже в изобилии. И для гостей находилось место в их доме. Предал он её, подло предал!
Он достал из кармана бумажник, раскрыл его и достал фотокарточку жены. Однажды пастор-иностранец подарил ему этот бумажник, внутри которого была рамка, и иностранец велел обязательно вставить в неё фотографию жены и почаще любоваться ею. «Со стороны можно подумать, что все вы бессемейные – всегда путешествуете без жён. Нехорошо это, носи хотя бы фотографию жены при себе», – сказал он тогда.
Пусть она не была такой красавицей, как Светлана, фигура у неё была не такая стройная, кожа не такая гладкая и запах не такой таинственный… Всё же возраст сказывался, да и троих детей родила. Но она была его женой, матерью его детей, его подругой в тяжкие минуты жизни. Нет, она не заслужила этого! Прикосновение её рук действовало на него лучше всякого лекарства. Возвращаясь домой, он обычно первый день каждую свободную минуту проводил около неё. Рассказывал о своих впечатлениях, при каждой возможности обнимал её, целовал, зарывался носом в её шею, дышал запахом её кожи. Она была его точкой опоры, местом отдыха и источником вдохновения. Находясь вдали от неё, он мучительно переживал разлуку, считал, сколько раз ещё спать до того, как увидит её.
Даже после двадцати лет супружества он любил её необыкновенно. Любил?! А тут такое! Как он теперь посмотрит ей в глаза? Что скажет при встрече? Что он наделал?! Ему вдруг показалось, что всё разрушено. Она сразу же обо всём догадается… Его семейное счастье раз и навсегда поломано. И виноват во всём только он! Эта мысль повергла его в ещё большее отчаяние, и он заплакал ещё сильнее. Как он мог? Если бы он мог сегодняшний день, с этим событием, прокрутить назад, как плёнку магнитофона, и переписать всё заново!
Неожиданно раздался стук в дверь. В щель просунулось лицо молодой проводницы.
– Чай будете? Ба, да чё это с вами, зарёванный какой-то весь! Случилось ли чё?
– Нет, нет, ничего… хотя, да, действительно, случилось. Согрешил я… Только, извините, вам этого, наверное, не понять…
– Согрешил! Это с этой красавицей-то, чё недавно вышла? Да кто сегодня не грешит?! Стоит ли из-за этого реветь-то?! Так чё, чай нести, или как?
– Нет, не надо, спасибо.
– Ну, как знаете. Если захотите, так скажете.
«…Память постепенно, до мельчайших подробностей, вернула вчерашний день»
На какое-то мгновение ему стало легче. Вроде как исповедовал грех, назвал свой поступок по имени. Только теперь он заметил, что носовой платок был весь мокрый от слёз. Это подействовало на него отрезвляюще. Глубоко внутри он почувствовал какой-то неприятный озноб. «Вообще-то зря я от чая отказался, – подумал он. – Сосёт уже в желудке. Может, успокоился бы немного… Да и какое впечатление я произвёл на проводницу? Что она подумает? Горе горем,