Глобус Билла. Первая книга. Почти человек. Александра Нюренберг
вот я думаю…
Тут Билл прервал друга, ибо дельному собрались отвечать. Билл – и Ас над его светлым всклокоченным затылком – с неожиданным интересом и, даже притаив двойное мужское дыхание, стали ждать. Явился в прудике Мегамира какой-то, говорил какое-то время. Ас отодвинулся и сухо сказал:
– Ну, мне всё ясно.
Билл обернулся.
– Думаешь, его пригласят в правительство? На чай?
– Да… пожалуй.
– В смысле, через два-три месяца его можно будет послушать всякому, у кого дома есть блюдечко?
– Я отказываюсь вас понимать, сир. – Ответил тогда Ас.
– И никто не вспомнит, пока звёзды не выстроятся в том же порядке.
Они миновали башенку, и в полутёмном зале их окружила цивилизованная обстановка преддверия маленького бала. Пробежали пару раз в разных направлениях официанты, и донеслись голоса из соседнего помещения. Легла дважды полоска яркого света из створчатых дверей, приоткрытых плечом и бедром нибирийца в смокинге и с подносом.
Это и был первый этаж небольшой усадьбы семьи Баст в предместье столицы – скромный хуторок, как называет его отец Билла, для небольших не вполне официальных приёмов, вроде проводов посла после удачных переговоров. А какие ещё переговоры могут быть с послами небольшого субконтинента, где позавчера уже точно были прекращены лёгкие бомбардировки, а вчера объявлено о формировании нового правительства облегчённого формата? Конечно, удачные.
Билл посторонился, не желая мешать официанту, и даже сделал движение, чтобы придержать поднос. Уважал физический труд.
Два портрета по обе стороны комнаты в полутьме осветились, когда открылась и закрылась дверь. Справа отцовский, слева портрет леди Сунн. Ничего удивительного – приём-то неофициальный. Здесь царствовала правда, и дама удивительной красоты на портрете должна была засвидетельствовать гостям, что династия не прекратила своё существование.
Билл ответил на усмешку матери, которая смотрела с портрета.
«– Билл, я никогда не доверяла белым. Поэтому отстань от меня. Поступай, как тебе подскажет твоё чёрное сердце».
Он сказал:
– Удивительно, как стираются детские воспоминания… мама уверяет, что я сорвал цветок с главной государственной клумбы, но мне приходится уповать на её, всем известную, правдивость.
– Она тебе позволила?
– Ещё чего. Она просто сказала, что это – преступление и отвернулась.
– Это та клумба под цвет государственного флага в сердце нашей Родины?
– Угу.
– И ты не помнишь? Не помнишь, как совершил преступление?
– Ну, я тебе гений, что ли, помнить. Я себя помню с более основательного возраста.
– Сегодняшнее утро помнишь?
– Не очень. Я был после вчерашнего. И потом, кто помнит в точности, как совершил преступление?
– В самом деле.
– Взять папу, к примеру.
– Не стоит, так как его величество можно взять только