Сатанисты ХХ века. Елизавета Шабельская
меня есть особенные и весьма серьезные причины не отвечать ни на один вопрос до тех пор, пока я не увижу отца моего убитого жениха. Только переговорив с ним, я буду знать, что могу сообщить правосудию.
Другого ответа от нее так и не добились, несмотря на все увещания и даже угрозы.
В конце концов прокурор сдался, нетерпеливо пожав плечами:
– Я не понимаю вашей «системы», сударыня… Но так как следствие, собственно говоря, уже закончено и улики против вас более чем достаточны, то я, пожалуй, готов исполнить ваше желание и разрешить вам свидание с отцом профессора Гроссе…
Показания обвиняемой
Свидание состоялось в присутствии следователя и прокурора, на что заранее соглашалась как Ольга, так и директор Гроссе, со своей стороны тщетно добиваясь разрешения повидать ее.
Впервые увидали следственные власти слезы на прекрасных глазах заключенной, когда она бросилась на грудь белому как лунь старику, на благородном лице которого глубокое горе положило неизгладимые следы.
Проводя дрожащей рукой по золотистой головке Ольги, старик произнес:
– Надеюсь, дитя мое, ты не сомневалась в том, что не по своей вине я не видал тебя до сих пор.
– Знаю, отец мой, – ответила Ольга, отирая слезы. – Так же твердо знаю, как и то, что вы никогда не сомневались в вашей бедной Ольге.
– Ни минуты, дочь моя – торжественно произнес старик, не выпуская из объятий молодую женщину. – Даже тогда, когда мне говорили, что ты созналась…
Синие глаза Ольги гневно сверкнули.
– Неужели подобные маневры разрешаются следственным властям вашими законами? В таком случае мне жаль Германию.
Следователь поспешил сказать:
– Быть может, обвиняемая сообщит нам теперь сведения, оправдывающие ее настолько, что…
Ольга поспешно обернулась к своему старому другу; который, по приглашению прокурора, занял одно из трех кресел, находившихся в комнате.
– Скажите, отец мой, знали ли вы о тяжелых предчувствиях вашего бедного сына?
Глубокий вздох поднял могучую грудь красивого старика.
– Знал, дитя мое…
– Скажите мне еще одно, отец мой, получили ли вы от Рудольфа, – голос молодой женщины дрогнул, произнося это имя, – получили ли вы от вашего сына записку, написанную во вторник или понедельник?
– Я знаю, о какой записке ты говоришь, дитя мое. Я ее получил и узнал из нее самое горячее желание моего сына, которое несомненно будет мною исполнено.
Нежный румянец медленно разлился по бледному лицу Ольги. Она подняла голову к небу и, машинально повернув ее в передний угол, туда, где у нас, православных, висит святая икона, отсутствующая в протестантской Пруссии, торжественно перекрестилась.
– Значит рукопись, о которой беспокоился Рудольф, в ваших руках? – произнесла она таким тоном, что следственные власти поняли важность этого вопроса и насторожились.
Старик взглянул на Ольгу, напоминая