Сатанисты ХХ века. Елизавета Шабельская
в Мильвоке, хотя бы потому, что вам, как иностранке, все-таки нужно больше времени и труда для подготовки каждой новой роли. В Америке же ставят новые пьесы чуть не каждый день, и много, если с двумя репетициями. Поэтому вам, несомненно, трудно будет выдержать целый сезон, в особенности при невозможности заранее подготовить роли в неизвестных пьесах.
Карл Закс сделал невольную гримасу.
– Вот это уж нехорошо, старый друг, отбивать хлеб у рабочего человека, – шутливо заметил он. – Если вы будете мешать мне заключать контракты, то мне придется закрывать лавочку… А я был так уверен в согласии нашей прелестной Геро, что заранее написал проект контракта, и даже принес его с собой.
– Напрасно беспокоились, директор, – спокойно заметила Ольга. – Если я отказалась от столь же лестного, как и выгодного, предложения, то именно потому, что предвидела те артистические трудности, существование которых подтвердил мне только что директор Гроссе.
– Но, в таком случае, что же вы намерены предпринять, милая барышня? Дело идет к лету, надо же вам решиться на что-нибудь, не то, пожалуй, останетесь без ангажемента на будущую зиму.
Хорошенькая Гермина снова вмешалась в разговор:
– А я советую Ольге плюнуть на все серьезные театры и поступить к Яунеру вместе со мной. Во-первых, мы будем вместе и докажем противной дирекции Бург-театра, что в ней не нуждаемся и что публика нас ценит справедливей, чем они. А, во-вторых, Яунер ставит дивную феерию, переделанную из сказки Андерсена «Воронье гнездо». Там две главные женские роли, одна лучше другой. Для одной он пригласил меня, а для другой, сильно драматической роли, он очень бы хотел заполучить Ольгу… Он сам просил меня уладить это дело и убедить тебя переговорить с ним. Я, конечно, обещала сделать, что могу, и буду бесконечно счастлива, если ты согласишься. Право, соглашайся, Ольга…
– Вам бы театральным агентом быть, милая барышня, – любезно заметил Закс. – Вы кого угодно убедите…
– Только не меня, – серьезным голосом перебила Ольга. – Ты не сердись на меня и не огорчайся. Но начинать карьеру у Яунера значит навсегда отказаться от серьезной сцены. Если я бросила родину для того, чтобы учиться и сделаться настоящей серьезной актрисой, если я имела терпение два года не прочесть ни одной русской книжки, не сказать ни слова на родном языке, чтобы приучиться даже думать по-немецки, то, согласись, было бы по меньшей мере нелогично бросать теперь серьезное искусство только потому, что кто-то или что-то помешало моему успеху. Быть может мне, действительно, надо еще год учиться по-немецки… Что ж, я так и сделаю и пойду просить ангажемента не у Яунера, а вот у директора Гроссе. Его привела ко мне сегодня сама судьба. Быть может, он не откажется взять меня в свою труппу и заняться со мной так же, как он занимался со столькими другими начинающими актерами и певцами, ставшими теперь известными артистами.
Старый агент чуть не подскочил от удивления.
– Но позвольте, милая барышня… Мой старый друг Гроссе