Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558—1561 гг.. Виталий Пенской
(и, возможно, ряд других) соображений в немалой степени способствовали тому, что с 1552 г. Девлет-Гирей вступает с Иваном Васильевичем в период долгой конфронтации. «Война двух царей» продолжалась фактически четверть века, до самой смерти Девлет-Гирея в 1577 г., и потребовала от обеих сторон колоссальных усилий и жертв[34]. Здесь, на степном пограничье, на крымской «украине», на «берегу» – оборонительном рубеже по Оке, – решалась и решилась в конечном итоге летом 1572 г. у подмосковного села Молоди судьба Восточной Европы[35]. И именно эта война была для Ивана Грозного главной, первостепенной! В конце концов, даже на пике своих успехов в 1580–1581 гг. король Речи Посполитой Стефан Баторий мог только мечтать о походе на Москву, а вот Девлет-Гирей дважды сделал это, причем в свой первый приход, в 1571 г., сумел сжечь русскую столицу дотла. И кто знает, как бы повернулись события дальше, как изменилась бы расстановка сил на восточноевропейской (и не только на ней) шахматной доске, если князь М.И. Воротынский проиграл бы битву при Молодях?
2. Ливонский «узелок»
История про то, как Иван Грозный боролся с татарами, конечно, интересна и поучительна, скажете вы, уважаемый читатель, но речь-то идет о войне в Ливонии? И зачем в таком случае столь длинное вступление про совсем другую войну? Что ж, попробуем ответить на этот вполне логичный вопрос. Зададим для начала встречный вопрос – а какое, собственно говоря, место во внешнеполитической «доктрине» Москвы (если этот современный термин можно применить к тем раскладам, основываясь на которые в русской столице принимали те или иные шаги на международной арене) занимала Ливония и проблемы отношений с ней? И ответ будет очевидным – до поры до времени даже и не второстепенное. Любопытный факт – долгое время Москва вообще не имела непосредственных отношений с Ливонской конфедерацией.
Дипломатические связи с ней поддерживали, договоры и соглашения заключали новгородский и псковский наместники. По меткому замечанию А.И. Филюшкина, для «надменных московитов» Ливония была второстепенным государством, недостойным преклонить колена перед государем, и самое большее, на что она могла рассчитывать, – так это на сношения с государевыми наместниками Новгорода Великого и Пскова[36]. И в том не было никакого «сорома» для ливонцев и приравненных к ним шведов, поскольку, по словам Ивана Грозного, «на нашей отчине, на великом Новегороде, сидят наши бояре и намесники извечных прироженных великих государей дети и внучата, а иные Ординских царей дети, и иные Полские короны и великого княжства Литовского братья, а иные великих княжеств Тверского и Резанского и Суздалского и иных великих государств прироженцы и внучата, а не простые люди…»[37]. И после того, как весной 1503 г. было подписано перемирие, поставившее точку в короткой войне между Ливонией и Русским государством и установившее новую, устраивающую Москву реальность на «немецкой украине», северо-западный
Ради победы в этой войне Иван IV был готов ради «вечного мира», «покою христианского и свободы христианом от рук бусурманских» отказаться от претензий на Киев и прочие «свои старинные вотчины», оставив русско-литовскую границу в том виде, в каком она сложилась по итогам Стародубской войны (См., например:
О битве при Молодях см., например:
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Шведским государством. Т. I. 1556–1586 гг. // СбРИО. Т. 129. СПб. 1910. С. 20.