Опасная тишина. Валерий Поволяев
снова позвонил в комитет комсомола, трубку подняла секретарша со сверчковым голосом, сделала это в тот же миг, едва на столе у нее затренькал телефонный аппарат. Начальник ее, – секретарь, – продолжал заниматься прежним своим делом, совершенно бесполезным, на взгляд коменданта, – воспитывал национальную молодежь Кубани и Северного Кавказа в традициях революционных драчек: кто кому фингал под глазом поставит, тот и прав. Мягков выругался и нахлобучил телефонную трубку на рогатый сундучок аппарата.
Лучше бы занялся секретарь полезными вещами – например, археологической наукой или изучением грязевых нарывов. В районе у них полно вулканических мест, где на поверхность выплескивается горячая грязь, издает шлепающие мокрые звуки, в промоинах вспухают пузыри, лопаются с громким щелканьем, в нарывах раздается глухое колдовское бормотание, иногда рождаются целые вулканы – небольшие, правда, – которые местный люд зовет сальзами.
Во время извержений сальзы выбрасывают на поверхность вместе с грязью древние вещи – обросшие зеленой коростой бронзовые зеркала, гребни, шкатулки, украшения, светильники, монеты, плошки для мазей, чашки, обломки мебели, мраморные статуэтки… Если все это собрать вместе, получится внушительная музейная коллекция.
Вот бы чем заняться комсомольскому секретарю, а не примирением хакучей с абадзехами, они и без него помирятся. Если, конечно, сочтут это дело нужным.
Иногда сальзы попадаются крупные, пытаются устремиться к облакам – на Таманском полуострове, недалеко от Темрюка они достигают ста пятидесяти метров высоты, есть крупные сальзы и в других местах. Ахтанизовская блевака, например, имеет высоту сто с лишним метров (слово-то какое – блевака, а?). Мягков интересовался этой блевакой специально, книжки кое-какие в Екатеринодаре полистал, вычитал, что высота ее равняется тремстам шестидесяти футам…
Но фут – мера старорежимная, из обихода уже вышла, один фут – это треть метра, вернее, чуть более трети метра, вот и считайте, дорогие товарищи, как высоко вспучился над землей этот дурной нарыв – Ахтанизовская блевака. В метрах считайте, согласно современным революционным требованиям.
И название у нарыва какое сочное, выразительное, даже закашляться хочется – блевака. Выблевывает, значит, из себя посторонние предметы, грязь, дурной воздух, сгнившие камни, останки древних животных, еще что-то.
Очередной звонок в комитет комсомола ничего не дал, Мягков не сдержался, выругался, ощутил под сердцем страшную холодную пустоту.
Выглянул в окошко: ну, как там жара? Жара не спадала, городок их был пуст.
Это хорошо, что на улицах – ни единой души, это на руку. Все перемещения, выбор огневых точек, установку пулеметов нужно делать скрытно, чтобы ни один взгляд, – тем более, взгляд вражий, – не засек это.
Может быть, даже и меловые кресты они стерли рано, – пусть бы красовались на воротах, – а за воротами можно было поставить опытных стрелков и достойно встретить