Вечный зов. Том 2. Анатолий Степанович Иванов
вспомнив, как били ее сердечные припадки, встревоженно поднялся. А она в эту же секунду осела, упала на стул, худенькие плечи ее мелко тряслись.
– Успокойтесь, Елизавета Никандровна! – Он неловко, неуклюже подошел к ней. – Очень прошу вас. Не надо…
Она, рыдая, взяла полотенце со стола, прижала к глазам.
– Хорошо. Вы не беспокойтесь… Не беспокойтесь.
Плечи ее еще вздрагивали, но Кружилин по каким-то неясным и необъяснимым для себя признакам понял, что это не сердечный припадок, что ничего худого не случится.
– Вы поняли, что я сказала? – негромко спросила она.
– О Полипове?
– Да, о нем. Он был хитрым провокатором!
– Но… Елизавета Никандровна… как это доказать? У вас есть что-нибудь?
Подбирать слова Кружилину было трудно.
– Доказательства! Ах, боже мой, какие теперь могут быть доказательства?! – проговорила она, вытирая полотенцем глаза, но относительно спокойно.
– Да, конечно, – вымолвил Кружилин, не то соглашаясь с ней, что доказательств за давностью лет быть не может, не то упрекая ее за горячность и необдуманные слова. – Вот видите.
– Нет, я знаю… Впрочем, вам, конечно, странно такое вообще услышать. Вы же не знаете… ничего. Как мы жили и боролись…
– Почему же? Хотя, конечно, очень мало. Из рассказов Антона Силантьевича, Субботина…
Елизавета Никандровна вздохнула, положила полотенце себе на колени.
– Нет у меня никаких доказательств, Поликарп Матвеевич. Но я уверена… Тогда, до революции, едва Антон оказывался на воле, его местонахождение быстро становилось известным царской охранке. И его брали всегда неожиданно, быстро, его находили даже в таких местах, о которых, как говорится, ни одна собака не знала… Но как-то же его находили! Как? Это мне всю жизнь не давало покоя. Я всю жизнь раздумывала, сопоставляла, анализировала… Знала о его местонахождении, конечно, всегда я. Знал Субботин Иван Михайлович. Еще кое-какие товарищи… Я снова и снова, раздумывая о том или другом аресте Антона, – а я-то помню все их наперечет! – вспоминала тех, с кем он тогда общался, кто знал его местонахождение. И я всех подвергала своеобразному рентгену. Не мог ли тот, не мог ли этот быть провокатором? Нет, вы знаете, нет… К такому выводу приходила я. И вот, как говорится, по принципу исключения всегда оставался Полипов…
Говорила теперь Елизавета Никандровна хотя и сбивчиво, но ровным и спокойным голосом, а Кружилин отлично понимал ход ее мысли.
– А… сам Антон? Вы когда-нибудь говорили с ним… об этом?
– Нет. Я боялась. Чего, вы спросите? Это не так просто объяснить. Не все в жизни бывает так просто объяснить… Полипов был… неравнодушен ко мне в молодости. – Елизавета Никандровна немного смутилась. – Сейчас это, конечно, трудно предположить… И я не решалась.
Она умолкла. За окном все орали воробьи, Елизавета Никандровна будто прислушивалась к их трескотне, пыталась разобрать их заполошный язык. Солнце заливало всю кухоньку своим