Нет мира в конном мире. Часть 1. Вход. Жанна Стафеева
и двухкилограммовый бумажный пакет сахара. Жаль, сахар не кусковой – он был бы сподручнее для знакомства. Подойти к незнакомой лошади еще страшнее, чем к собаке. Но надо же с чего-то начинать…
Я отломила кусок от буханки и протянула хлеб на вытянутой руке. Конь оторвался от поедания травы и втянул воздух ноздрями. А потом сам пошел мне навстречу. Как же восхитительно от него пахло – конским потом и пережеванной зеленой травой! Гнедой взял хлеб бархатными губами и принялся пережевывать корочку. Я знала, что свежим хлебом кормить лошадей нельзя и потому ободрала с буханки все корки, которые могли годиться в пищу животному. Объев каравай, гнедой невозмутимо удалился. Но мне хватило и этого. Я неслась домой, хлопая себя по коленкам тяжеленным пакетом.
– Мама! Мама! Лошадь! Я просто захлебывалась от переполнявшего меня счастья!
Жаль, что родители моих восторгов совершенно не разделяли. Отец в мастерской, оборудованной прямо на участке, чинил битые машины. Трамваи по Леселидзе не ездили, только автобусы, большие желтые «Икарусы», поэтому мама превратилась в домохозяйку. У нее быстро появились приятельницы – медсестра тетя Света Шангина, с дочкой которой мы очень дружили, и пожилая высокая и поджарая Майя Августовна Танвель. Мне нравилось, когда тетя Майя приезжала на бледно-голубом «Москвиче» и привозила молоко от своей коровы и изумительные душистые «шампанские» яблоки из своего сада. Шампанскими они назывались потому, что при падении с дерева на яблоке образовывался «синяк», где шипел и бурчал сок, словно шампанское. С подружками маме было веселее, чем со мной, и меня обычно отпускали на все четыре стороны.
Первое лето в Абхазии – беззаботное, наполненное яркими впечатлениями. Мы считались гостями из Ленинграда. Местные жители с гордостью показывали достопримечательности: Голубое озеро и озеро Рица, дачу Сталина в Пицунде, монастырь и пещеру в Новом Афоне. Пальмы и платаны, олеандры и магнолии… После блеклой питерской природы – это выглядело так ярко, сочно и буйно.
Надо ли говорить, что самым ярким и памятным эпизодом стало для меня фотографирование на лошади. У меня сохранился снимок. На нем – замученная туристами пожилая лошаденка, а сверху я – в папахе и бурке. При этом вид у меня на фото лихой и абсолютно счастливый.
Море не стало для меня диковинкой. Все-таки в Петербурге тоже есть свое море – Финский залив. Странным казалось название «Черное». Оно на самом деле было разного цвета в зависимости от погоды – когда серое, когда зеленое, но никогда – черное. Иногда, безветренным ранним утром, далеко от берега просматривалось дно – вода словно застывала. Но ближе бегали маленькие белые барашки. Ходить по галечному берегу оказалось страшно неудобно, но говорили, что очень полезно для здоровья. Этакий точечный массаж ступней.
Плавать я училась еще в ленинградском бассейне, однако вода упорно отказывалась