Полтора килограмма. Роман. Натали Анжети
за этот крошечный комочек и именно тогда начал бояться смерти в особо острой форме. Мое буйное воображение рисовало страшные картины возможных опасностей, которые могут подстерегать его в жизни на каждом шагу.
Вот малыш стоит на стульчике и безмятежно моет ладошки кусочком мыла, он смеется, играя с пеной, оседающей на краях раковины. Казалось бы, такая умиротворяющая картина! А любящее родительское сердце уже в тревоге выискивает острые углы ванной комнаты, которые могут стать причиной трагедии, если ребенок вдруг оступится. Мысли о финале жизни следуют за нами неотступно, когда мы становимся родителями, серьезно больны и на склоне лет. Ни одному человеку еще не удалось избежать смерти. Но я мог бы стать первым!
Я молчал, не зная, что ответить этой милой девушке. Ее глаза обдавали таким холодом, что я предпочел опустить свой взгляд на теплую чашку чая, которая покоилась в ее правой руке. Она терпеливо ждала, вызывающе прищурив глаза. Наконец, когда затянувшаяся пауза уже стала беспокоить нашего оператора, он судорожно знаками показал Кэрол, что время идет и готов прекратить съемку, если она подаст знак.
– Так далеко в своих умозаключениях я еще не заходил. Но вы правы, Кэрол, – тихо произнес я. – Мы живем в таком жестоком мире, где, казалось бы, благое начинание может обернуться против нас же самих. Вы еще очень молоды и вряд ли всерьез задумывались о смерти, а у моего изголовья она стояла уже дважды. И боюсь, наша третья встреча с ней станет финальной. Это неприятное холодящее чувство страха и беспомощности не пожелаю пережить никому. Даже ради будущего всего человечества я не откажусь от возможности жить! Уж простите меня, но я совсем не герой! Однако могу вас успокоить: даже богачи не смогут жить вечно. Сколько жизней может выдержать человеческий мозг? Две, максимум три. Однажды и его клетки износятся и не смогут качественно выполнять возложенные на них функции.
– Бывали случаи, что и очень богатые люди теряли все свое состояние, а их близкие были вынуждены приспосабливаться к новым условиям, – продолжала взывать к моей совести журналистка. – Например, разорится банк или начнется война! Не окажутся ли и члены вашей семьи однажды кандидатами в доноры?
– Если начнется война, то и без моих родных будет достаточно доноров! – раздраженно огрызнулся я, давая понять этой выскочке, что ей не удастся достучаться до моей совести.
Я уже начинал жалеть, что согласился на это чертово интервью. Одна только мысль, что жизнь моих детей или внучки может подвергнуться опасности, приводила меня в стойку очковой кобры с открытым капюшоном, готовой броситься на источник угрозы.
Журналистка нервно улыбнулась. От возникшей поначалу между нами симпатии не осталось и следа. Мы оказались по разные стороны баррикад. Я – способный купить всё и всех богач. Она – обреченная на участь донора для таких как я.
Обдав меня ледяным взглядом с дежурной