На краю государевой земли. Валерий Туринов
и широко развел руки, чтобы нагнать на нее страха. – Бац!.. И-и нет острога! Разнесет, всех разом! Море, ямища будет! Аж стрельница сгинет туда!..
Литвиниха расхохоталась над ужимками плюгавенького пушкаря, затем подхватила его под бока и с криком вытолкала со двора.
– А ну катись! Иди, иди! Раскумекай это своей Фёколке! Может, она забоится такого, как ты! Фомка ее пужает! У того есть от чего бабе-то сробеть!
Она разошлась, в гневе подскочила и к Дееву:
– И ты пуляй за ним! Иди туда же! А еще атаман!
Она выпихнула его со двора и, крикнув: «А чтоб тебе!», – хрястнула калиткой о прясло.
Тренька корявым жестом покрутил рукой около своей головы, показав ей этим что-то, и пошел догонять пушкаря.
На соседнем дворе беспокойно зашумели куры, и Литвиниха, глянув туда, только сейчас заметила, что из-за забора за ней наблюдает соседка, Дарья Пущина.
– Что это он? – ехидно спросила Дарья ее, поняв, что Литвиниха заметила ее.
«Тут как тут!» – язвительно подумала Литвиниха.
– Не пьет и с бабами не водится, на службе атаман! – насмешливо ответила она и скрылась в избе…
После обедни с башни ударила холостым выстрелом пушка.
Жители Сургута поняли, что означает этот сигнал, и высыпали на берег Оби.
С угловой башни острожка снова громыхнул выстрел затинной пищали, выбросившей из амбразуры столб густого темно-серого дыма. В ответ на берегу реки раздался дружный вопль, и с крутого песчаного яра к воде с визгом посыпались мальчишки.
Вдали, на реке, показался караван судов. Люди на берегу оживленно затолкались. Кто-то, спьяну, крикнул: «Ура!»…
Крик подхватили десятки голосов, и вверх полетели колпаки и шапки.
На острожной башне в третий раз глухо ударила пушка.
И на берег реки тут же спустились Волынский и Благой, где их уже поджидали казацкий голова Федор Тугарин с Деевым и Пущиным. Подошел и поп Маркел с тощим, как палка, дьячком Авдюшкой.
А по реке к городу шли кочи и дощаники[34]. Ветер тянул вкось по широкой долине со стороны пойменных заливных островов, надувая паруса, гнал суда вверх по течению.
На подступах к острожку там, на судах, засуетились люди, стали убирать паруса. И суда, скользя по инерции, один за другим начали подходить к пристани. Головной кочь мягко ткнулся носом в песок, с него полетели чалки. Казаки подхватили их, подтянули судно ближе к берегу.
Не дожидаясь, когда скинут сходни, первым на берег спрыгнул рослый мужик с курчавой русой бородой, иссиза-голубыми глазами и красной обветренной рожей. Широкая ферезь[35], по летнему расстегнутая и развевающаяся на ветру, не стесняла походку сильного и уверенного в себе человека.
– Так то же Семен! – радостно закричали сургутские. – Семен, а ну иди сюда!
Но голубоглазый, помахав им рукой, подошел прежде всего к воеводе.
– А-а, Неустроев, здорово! – протянул Волынский ему руку, добродушно проворчал: – Силищи-то у тебя на дюжину хватит, – когда тот энергично тряхнул ее.
Благой
Кочь (коча) – большое палубное парусно-весельное судно. Дощаник – речное плоскодонное (весельное или парусное) судно.
Ферезь (ферязь) – верхнее мужское платье без воротника и без талии, с длинными рукавами.